Сестры закрыли глаза, чтобы не смотреть на женщину, ее мертвого мужа и мертвого младенца. Черты лица Даши словно расплылись. Почему Татьяна вдруг заметила, с каким трудом дышит сестра?

– Можешь подняться, Даша? Мы приехали.

– Не могу.

Надежда кричала, звала, требуя помочь ей и мужу. Но никто не подходил. Никто, кроме солдата, который приподнял брезент и проворчал:

– Слезайте. Сейчас погрузим продовольствие и в обратный путь.

Татьяна дернула Дашу за руку:

– Да вставай же ты!

– Иди за помощью, – велела Даша. – У меня нет сил двигаться.

– Ползи к краю, а я помогу тебе спуститься.

– А моему мужу? – потребовала Надежда. – Пожалуйста! Вы такая сильная, а он болен.

Татьяна покачала головой:

– Для меня он слишком тяжел.

– Но вы же двигаетесь! Да помогите же нам, нельзя думать только о себе!

– Погодите. Я помогу сестре спуститься, а потом попробую…

– Оставьте ее в покое, – грубо перебила Даша. – Ваш муж мертв. Не хватало еще, чтобы моя бедная сестра тратила последние силы на мертвецов!

Надежда взвизгнула.

Даша с трудом подползла к сестре. Татьяна перевалила ее через борт, ногами вниз. Даша мешком свалилась на снег.

– Даша, вставай. Я не могу тащить тебя, – умоляла Татьяна.

Откуда-то появился водитель и рывком поднял Дашу на ноги:

– Поднимайся, товарищ. Иди к палатке, там дают еду и горячий чай.

– Не забудьте меня! – крикнула Надежда.

Татьяна не хотела быть рядом, когда та обнаружит, что ее муж и ребенок умерли.

– Обопрись на меня, – торопливо прошептала она сестре, – и вперед. Смотри, вот река Кобона.

– Не могу. Я не могла, даже когда вы вдвоем меня тащили. Куда уж тебе меня удержать. Да еще в гору!

– Это не гора. Просто небольшой откос. Вот увидишь, злость на меня тебе поможет. Давай, Даша, вперед!

– По-твоему, все так легко? – вызверилась сестра.

– Ты это о чем?

– Так легко. Ты просто хочешь жить, вот и все.

«Я не хочу жить. И это не все».

Они поковыляли сквозь снег. Даша держалась за Татьяну.

– А ты? Разве не хочешь жить?

Даша не ответила.

– Вот видишь, – успокаивала Татьяна, – все получается. Если сами не позаботимся о себе, кто о нас позаботится? – Она изо всех сил стиснула сестру и горячо прошептала: – Мы с тобой одни. Только ты и я, больше никого. Солдаты заняты, остальные возятся со своими родственниками. А ты так хочешь жить! Помни, летом Александр приедет в Молотов, и вы поженитесь.

У Даши хватило сил едва слышно рассмеяться:

– Таня, ты никогда не сдаешься, верно?

– Никогда, – подтвердила Татьяна.

Даша сползла в снег и больше не вставала. Татьяна в отчаянии оглянулась и заметила бредущую наверх Надежду. Одну.

– Надя, – позвала она, подойдя ближе, – помогите, пожалуйста! Даша не встает.

– Убирайся! – пронзительно крикнула та, вырывая руку. – Неужели не видишь, со мной никого нет!

– Давайте попробуем вместе ее довести, – просила Татьяна.

– А ты? Ты помогла мне? Теперь у меня никого нет! Отстань, слышишь?

Она поковыляла прочь. Откуда-то донесся знакомый голос:

– Татьяна! Татьяна Метанова!

К ней неуклюже ковылял Дмитрий, опираясь на винтовку, как на костыль.

– Дмитрий! – ахнула Татьяна.

Он обнял ее.

– Дима, как хорошо, что я тебя встретила. Помнишь Дашу? Помоги довести ее до палатки! Она упала и не встает.

Дмитрий воровато зыркнул на Дашу:

– Не могу. Рана еще не зажила. Мне ее не дотащить. Я кого-нибудь попрошу. – Он повернулся к Татьяне и снова обнял ее. – Уму непостижимо, как это мы встретились! – улыбнулся он. – Как говорится, судьба!

Он сдержал слово. Какой-то солдат отнес Дашу в госпитальную палатку. Татьяна, шатаясь, шла за ними в розоватом свете занимавшегося дня.

Дашу уложили на койку, и доктор осмотрел ее. Выслушал сердце, легкие, посчитал пульс, велел открыть рот, покачал головой и встал.

– Скоротечная чахотка, как говорят в народе. Безнадежна.

Потрясенная Татьяна шагнула к нему.

– Безнадежна? О чем вы? Дайте ей сульфа…

– Эх, девочка, никакой сульфазин тут не поможет. Все кончено. Она и часа не протянет. Не видишь, сколько мокроты она отхаркивает? Слышала, как она дышит? Да, палочки Коха наверняка угнездились в ее печени! Лучше пойди поешь. В соседней палатке дают суп и кашу. Будешь питаться регулярно, может, и вытянешь.

Татьяна, нахмурившись, взглянула на доктора:

– Не могли бы вы осмотреть и меня? Я что-то неважно себя чувствую.

Доктор прижал стетоскоп к груди Татьяны. Повернул ее спиной и послушал легкие.

– А вот тебе сульфазин еще поможет. Воспаление легких. Сейчас скажу сестре. Ольга! – Он дал указания сестре и, перед тем как уйти, посоветовал: – Не подходи больше к ней. Туберкулез заразен.

Татьяна лежала на земле. Даша – в чистой постели. Скоро Татьяна замерзла и перебралась к Даше.

– Дашенька, всю свою жизнь, когда я видела страшные сны, прижималась к тебе в нашей кровати.

– Помню, Танечка. Ты была такой милой девочкой.

На улице сгущались синие сумерки. Синие блики окрасили осунувшееся лицо Даши.

– Я не могу дышать, – хрипло прошептала она.

Татьяна встала на колени, раздвинула губы Даши и стала вдувать в них воздух, жалкие, холодные, крошечные клубочки, дыхание без почвы, без корней, без питания. Словно делила с сестрой собственные легкие. И пыталась дышать глубоко, но не могла. Несколько бесконечных минут она старалась наполнить Дашину грудь слабым шепотком жизни.

Подбежавшая медсестра оттащила Татьяну:

– Прекрати! Разве доктор не велел тебе держаться подальше от нее? Это ты больная?

– Да, – прошептала Татьяна, держа холодную руку Даши.

Медсестра дала ей три белые таблетки, воды и ломоть черного хлеба.

– Я вымочила его в чае с сахаром, – пояснила она.

– Спасибо, – прохрипела девушка, морщась от боли в груди.

Женщина положила руку ей на плечо.

– Хочешь, пойдем со мной. Попробуем найти тебе место. Приляжешь до завтрака.

Татьяна покачала головой.

– Не давай ей хлеба. Съешь сама.