— Гастон, безобразник! — рассердилась Сюзет. — Немедленно замолчи!

Затем обратилась к Аннет:

— Я очень уважаю людей искусства, — сказала она извиняющимся тоном. — Но иногда удивляюсь, как служители муз могут жить среди такой… такого… хммм… творческого беспорядка на улице! Наверное, вам тут приходится несладко. Шум, гам, кавардак!

Брызнув грязью из-под колес, автомобиль затормозил у доходного дома госпожи Файфел. Аннет, не дожидаясь, когда ей откроют дверцу, торопливо выскочила наружу, выхватила из рук шофера чемодан и рванула к крыльцу.

Сзади хлопнула дверца.

— Госпожа Вик! Аннет! Подожди!

Максимилиан догнал ее у самого входа.

— Подожди, — повторил он и коснулся ее плеча.

Аннет уронила чемодан на землю и выпрямилась.

— Что? — устало спросила она.

— Хотел поблагодарить тебя, — сказал он, серьезно глядя ей в глаза. — И извиниться. Ты отлично показала себя в этой поездке. Настоящий профессионал.

— Вот как? — через силу улыбнулась Аннет. — Ни за что бы не подумала.

— Я очень ошибся в тебе, — он взял ее за руку. — Мне никогда раньше не доводилось встречать таких необыкновенных женщин. Таких стойких и жизнерадостных. Ты живешь в мире фантазий…

— Ты меня уже упрекал в этом, — вежливо заметила Аннет. — Не стоит повторять, я поняла твою точку зрения.

— … но это хорошие фантазии. Правильные. Не отказывайся от них. Окружающим хочется им соответствовать. У тебя получится все, что ты задумала. Я уверен, ты найдешь единомышленников… и того, кто будет соответствовать твоим… высоким требованиям.

Аннет крепко сжала губы, чтобы не всхлипнуть, а затем через силу сказала.

— Спасибо и тебе… вам, господин Молинаро. Вы помогли мне увидеть себя иначе. Я это не забуду.

Она хотела наклониться, чтобы взять чемодан, но Максимилиан удержал ее за плечи.

— До свидания, Аннет, — сказал он, а затем наклонился и коснулся ее мокрой от дождя щеки легким поцелуем — обычный дружеский поцелуй, ничего особенного — но позади сразу рявкнул клаксон и послышался голос Сюзет:

— Максимилиан, едем скорее!

— Я провожу тебя до комнаты, — Максимилиан потянулся к чемодану, но Аннет торопливо воскликнула:

— Нет! Не надо!

И в ответ на его удивление нервно пояснила:

— Нечего тебе тут делать… в нашем творческом кавардаке. И твои друзья ждут.

И добавила, осознавая, что слова прозвучат обидно:

— За эти дни мы здорово устали друг от друга, пора отдохнуть.

Она боялась, что он будет настаивать, а она, если останется с ним наедине в своей комнате, не удержится — примется унижаться. Скажет или сделает непоправимую глупость. Например, снова признается в любви или бросится ему на шею, чтобы поцеловать… не так, как он это сделал минуту назад, по-настоящему!

— Хорошо, — помрачнел Максимилиан. — Не забудь зайти в контору. Я выпишу чек и оставлю у Ванессы. Ты не передумала? Не хочешь продолжать работу главным хронологом фирмы Молинаро?

Аннет покачала головой.

— Нет. У меня другой путь. На этот раз я не сверну. Прощай, Максимилиан.

Снова рявкнул клаксон, Аннет взяла чемодан и быстрым шагом поднялась на крыльцо.

Она позволила себе страдать ровно два дня. Не выходила из дома, пила чай с малиновым вареньем, потом лежала в кровати, уставившись в потолок, а по ночам плакала в подушку.

На третий день встала ни свет ни заря, здоровехонькой. Впервые за десять лет сделала утреннюю гимнастику. Облилась ледяной водой, напугав соседку визгом. Пересчитала наличные, составила список неотложных дел. А затем с головой погрузилась в их осуществление.

Вместо запланированных трех недель управилась за десять дней. Аннет назначала встречи, вела переговоры, была постоянно занята, деятельна, оживлена. И при этом ей хотелось быть хоть капельку счастливее.

Через день после возвращения рассыльный принес записку от Ванессы. Помощница управляющего приглашала ее прийти в контору уладить дела, но Аннет приглашение проигнорировала: недосуг. И мужества не хватало. Она старалась не думать о Максимилиане и весьма в этом преуспела. Он даже по ночам ей не снился. Так уставала за день от беготни и деловых встреч, что засыпала как убитая, стоило зарыться в подушку.

На одиннадцатый день собралась с духом и спустилась к хозяйке, у которой имелся телефонный аппарат.

Набрала номер конторы и замерла в ожидании.

— «Раритеты Молинаро», — произнес в трубке тонкий голос Ванессы.

— Это Аннет. Аннет Вик.

Ванесса разразилась восклицаниями и всхлипами. Аннет поморщилась и отодвинула трубку от уха.

— …. так виновата перед тобой… не знала, что Вальвазор… хотела помочь… господин Молинаро понял, что…, — доносились бессвязные объяснения.

Излив душу, Ванесса смогла говорить внятно.

— Господин Молинаро справлялся о тебе. Оставил чек — двойное жалованье, как обещал, и премию! И подписал твое заявление об увольнении. Я хотела передать с посыльным, но он велел, чтобы ты сама зашла в контору. Я собиралась телефонировать тебе…

— Зайду сегодня. Господин Молинаро в конторе? Мне не хочется с ним встречаться.

— Он должен отправиться в галерею после обеда, часа в три.

— Отлично.

Аннет повесила трубку и вздохнула. Ей предстояло испытание посложнее тех, с которыми ей пришлось иметь дело на этой неделе.

В конторе на Лилак-страда она появилась в три часа десять минут. «Максимилиан уже ушел, я с ним не встречусь», — строго говорила она себе. Глупый голосок в голове возражал с надеждой: «Он мог задержаться, и тогда ты увидишь его. В последний раз. Ускорь шаг, пожалуйста! Не опоздай, не упусти шанс!»

— Аннет, милая Аннет! — всплеснула руками Ванесса, торопливо обняла ее и всхлипнула в ухо. — Как же я рада тебя видеть! Мы ужасно по тебе соскучились… я читала о тебе в газетах! Такой успех, такая удача! Поразительная настойчивость! Подумать только, сама Клара Перкин…ты должна нам все рассказать!

Аннет торопливо отцепила от себя ее руки, опасаясь новой волны излияний и покаянных признаний.

— Потом, потом!

Узнав о ее появлении, в приемную заходили машинистки, конторщицы, фотографы и рассыльные. Благообразный специалист по бронзе поцеловал ей ручку, пощекотав пальцы бородкой, и приготовился внимать сплетням. Но Аннет на вопросы отвечать отказалась.

— Отдайте мой чек, и я пойду, — нервно сказала она, озираясь, и замерла: в пыльном воздухе конторы витал знакомый аромат вишневого табака и гвоздичного одеколона.