«3. Реактор предназначен для проведения экспериментальных работ и… должен предусматривать возможность работать как промышленный…

10. Загрузка и разгрузка каналов должна быть предусмотрена сверху краном с дистанционным управлением.

11. В целях предохранения… персонала реактор должен иметь верхнюю и боковую защиту, гарантирующую абсолютную безопасность работ».

С целью проверить как можно больше элементов и параметров сооружения, с тем чтобы недостаточно надежные блоки и агрегаты безжалостно заменять конструкциями нового типа и из другого материала[696], Курчатов требовал выносить на обсуждение специалистов ЛИПАН (Лаборатории измерительных приборов Академии наук) и НИИхиммаш все вопросы, возникающие в ходе конструирования опытного реактора «АИ».

Обеспечивая официально научное руководство работами по реактору «АИ», Игорь Васильевич помимо своих прочих обязанностей повседневно занимался проблемой, от которой зависели как сроки, так и окончательный результат проекта водородной бомбы. Примечателен такой факт, свидетельствующий о его исключительной роли в создании всех типов реакторов. При обсуждении в ПГУ представленного Курчатовым «Сводного плана работ по атомным реакторам» сотрудники НТС в инициативном порядке предложили включить в него отдельным разделом тему А-5 «Работы по агрегату „АИ“ (научный руководитель И. В. Курчатов, заместитель научного руководителя А. П. Александров)»[697]. На заседании НТС ПГУ 20 ноября 1950 года план Курчатова был принят с предложенным дополнением. На заседании Игорь Васильевич выступил с докладом, в котором представил теоретические положения и обобщения по проблеме ядерных реакторов. Он сопоставил и проанализировал оформленные данные об относительных теплотехнических характеристиках ядерного топлива для различных типов отечественных реакторов: «А», «МР», «АИ», «И», «АМ». Реактор «А» — это первый промышленный, пущенный лично Курчатовым в эксплуатацию на комбинате № 817 уран-графитовый «котел» по производству плутония; «МР» — экспериментальный реактор малой мощности, сооружаемый в ЛИПАН в Москве; «АИ» — тритиевый реактор промышленного типа, строительство которого планировалось на комбинате № 816; «АМ» — реактор первой в мире АЭС в Обнинске. Приведенный эпизод — лишь одно из свидетельств того, что Курчатов в полной мере сочетал в себе качества глубокого ученого-исследователя, теоретика и экспериментатора и вместе с тем наделенного незаурядным, редкостным даром организатора[698]. Этот факт свидетельствует также, что, едва приступив к созданию водородного оружия, он уже предпринимал реальные шаги к использованию энергии атома в мирных целях, закладывал основы стратегической линии государства в данном направлении.

В протоколе заседания Научно-технического совета ПГУ отмечено: «По сообщению И. В. Курчатова вопросы, разрабатывающиеся в 1950 г., сохранили свою актуальность и на 1951 г. При этом значение работы по живучести навесок значительно увеличилось в связи с увеличением мощности, общего объема производства и строительства агрегатов нового типа. В течение 1950 г. возникли и начали развиваться новые вопросы, работы по которым должны войти в план 1951 г.»[699]. Далее перечислен большой круг поднятых Курчатовым вопросов (технология, исследования, эксперименты и др.). В протоколе отмечено, что «Сводный план научно-исследовательских… работ по агрегату „АИ“ включал научные исследования, обеспечивающие пуск опытного реактора»[700].

Темпы работ по РДС-6с нарастали. Необходимость усиленной работы стала особенно остро осознаваться после испытания в США 1 ноября 1952 года термоядерного устройства «Майк» на атолле Эниветок в Тихом океане. Его мощность примерно в 500 раз превышала мощность первых плутониевых бомб и почти в 1000 раз — бомбы, сброшенной на Хиросиму. Но это еще не было термоядерным оружием по причине его нетранспортабельности, связанной с громоздкостью и шестидесятитонным весом. Кроме того, термоядерное топливо — жидкий дейтерий — должно было храниться при температуре ниже минус 250 градусов, что требовало целого холодильного завода. И хотя, по выражению Курчатова, это устройство представляло собой чудовищно большое приспособление величиной с дом, которое невозможно было поместить в баллистическую ракету в целом, его испытание явилось выдающимся достижением американского термоядерного проекта. Ближайшей задачей США стало создание эффективного транспортабельного оружия.

Это испытание вызвало вполне адекватную реакцию советского политического руководства. 2 декабря 1952 года Берия обратился к руководству ПГУ и лично к Курчатову с запиской, в которой, в частности, говорилось: «И. В. Курчатову. Решение задачи создания РДС-6с имеет первостепенное значение. Судя по некоторым, дошедшим до нас данным, в США проводились опыты, связанные с этим типом изделий. При выезде с А. П. Завенягиным в КБ-11 передайте Ю. Б. Харитону, К. И. Щелкину, Н. Л. Духову, И. Е. Тамму, А. Д. Сахарову, Я. Б. Зельдовичу, Е. И. Забабахину и Н. Н. Боголюбову, что нам надо приложить все усилия к тому, чтобы обеспечить успешное завершение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, связанных с РДС-6с. Передайте это также Л. Д. Ландау и А. Н. Тихонову»[701].

Смерть И. В. Сталина в марте 1953 года никак не отразилась на темпах работ, как и арест главного куратора атомного проекта Л. П. Берии, объявленного «агентом империализма». К лету 1953 года подготовка к испытанию первой советской термоядерной бомбы завершилась. 15 июня И. Е. Тамм, A. Д. Сахаров и Я. Б. Зельдович подписали заключительный отчет по разработке модели РДС-6с. Ожидаемую мощность при испытании этой модели термоядерной бомбы они оценивали от 100 до 300 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте.

Испытание РДС-6, четвертое в серии ядерных испытаний СССР после 29 августа 1949 года, состоялось 12 августа 1953 года на Семипалатинском полигоне. Курчатов, как и в предыдущих случаях, лично руководил им. В шесть часов утра с наблюдательного пункта он, получив рапорт о готовности, дал команду на отсчет времени[702]. В. С. Комельков так описал этот взрыв: «Интенсивность света была такой, что пришлось надеть темные очки. Земля содрогнулась под нами, а в лицо ударил тугой, крепкий, как удар хлыста, звук раскатистого взрыва. От толчка ударной волны трудно было устоять на ногах. Облако пыли поднялось на высоту до 8 км. Вершина атомного гриба достигла уровня 12 км, а диаметр пыли облачного столба приблизительно 6 км. Для тех, кто наблюдал взрыв с западной стороны, день сменился ночью. В воздух поднялись тысячи тонн пыли. Громада медленно уходила за горизонт. Наблюдения над облаком вели самолеты, в том числе и те, что были подняты для забора проб»[703]. Мощность взрыва оказалась близка к оценкам физиков. Об успешных испытаниях B. А. Малышев по телефону сообщил Г. М. Маленкову (в то время председателю Совета министров СССР. — Р. К.).