– Да, похоже на то, – Агамемнон, нахмурясь, всматривался, – Но это и не финикийцы, очертания их кораблей легко отличить. И не эфиопы, конечно.

– И не египтяне, – добавил Менелай, – У них паруса совершенно другие. Похоже, что корабль наш. Или фракийский. Фракийцы могут оказаться и друзьями, и врагами – мы не знаем, какие тайные переговоры мог вести с ними Приам, этот коварный лгун! Что будем делать?

– На одном корабле не может быть много воинов, – Агамемнон в раздумье рассматривал приближающееся судно. – И подходит он не таясь, среди бела дня. Пошли своих рабов позвать сюда человек пятьдесят воинов, Идоменей. Встретим этих гостей и узнаем, кто они, и что им нужно. А потом будем решать, что нам делать с этой «данью» и с Приамом...

Воины-данайцы едва успели прибыть из лагеря, облачившись в боевые доспехи и захватив оружие, как незнакомое судно уже оказалось не более чем в двух сотнях локтей от берега. Теперь его можно было хорошо разглядеть: длинный, узконосый корабль, с квадратным парусом, с двенадцатью гребцами по каждому борту. Он сидел высоко и шел быстро, хотя ветер был не особенно силен, и в основном корабль несла лишь сила весел – это говорило о том, что он не сильно нагружен.

– Это не торговое судно, там нет товаров, только лю-ди, – сказал Агамемнон. Он по-прежнему стоял впереди своих воинов, хотя Менелай и советовал ему отойти: еще немного, и с корабля их смогут достать стрелы. Однако что-то говорило базилевсу, что опасаться нечего.

– Смотри, Менелай! – он взял брата за локоть. – Кто там стоит на носу?

Корабль еще приблизился, и можно было хорошо разглядеть высокую фигуру человека, стоявшего на носу. Он был в блестящих боевых доспехах, но без шлема, черные волосы развевались, подхваченные ветром. Лицо было чистое, безбородое, совсем юное.

– Афина Паллада! – прошептал потрясенный Агамемнон. – Я ведь это уже видел!

– Что? – голос Менелая дрогнул – Впрочем, погоди... Мне кажется, это видел и я. Это сон, что ли?

– Нет. Два человека не видят один сон в одно и то же время, – Атрид старший мотнул головой, убеждаясь, что действительно не спит. – Но мы это видели, брат. Двенадцать лет назад наш корабль пристал к этому берегу первым. И мы с тобой стояли и смотрели, как подходят другие корабли. И подплывал корабль Ахилла. И он так же точно стоял на носовом брусе, в доспехах, без шлема. И так же развевались его волосы. И лицо было такое же. Это он. Он – двенадцать лет назад!

– Кто вы? – прозвучал в это время долетевший с корабля возглас. – Кто на берегу?

– Атрид Агамемнон и Атрид Менелай, предводители ахейского войска! – ответил старший брат громовым голосом – Кто приближается к берегу? Назови себя!

– Царь Эпира Неоптолем, сын великого Ахилла! – отвечал стоявший на носу воин. – Я прибыл, чтобы помочь вам в битвах!

– Неоптолем! – воскликнул Менелай, не веря себе. – О, великие боги! Но... Но ему сейчас должно быть четырнадцать... нет, тринадцать лет!

– И Ахиллу было столько же, когда мы сюда приплыли, или ты забыл? – голос Агамемнона дрожал от возбуждения. – Мы тоже не верили, что он еще так юн – он выглядел на все восемнадцать... Но как мог Неоптолем стать царем в Эпире? Впрочем, его дед был двоюродным братом царя Эпира[50], и у того не было детей... Теперь я все понял. Сюда, мальчик мой, сюда! – закричал он, в волнении подбегая к самой воде. – Сам Зевс-громовержец привел тебя к берегам Троады именно сейчас! Сюда!

Еще несколько взмахов весел, и днище корабля царапнуло дно бухты. Гребцы разом подняли весла, некоторые стали соскакивать в воду, чтобы вручную подвести судно ближе к берегу и вытащить на сушу. Но предводитель не стал ждать. Он тоже соскочил с корабля и, оказавшись по пояс в воде, кинулся к ожидавшим его на берегу людям. В левой руке он держал свой шлем, украшенный белой конской гривой.

Уже когда они оказались лицом к лицу, Агамемнон и Менелай увидели разницу между Ахиллом и его сыном. Они были очень похожи. Тринадцатилетний Неоптолем был того же или почти того же роста, что и его отец двенадцать лет назад, и почти так же сложен – он выглядел не мальчиком-подростком, а юношей семнадцати-восемнадцати лет, статным и могучим. И лицом он был очень схож со своим отцом, разве что брови не так тонки, да глаза казались просто карими, без тех золотых искр, которые делали взгляд Ахилла таким лучезарным, когда он бывал весел, и таким страшным, когда он был в гневе.

Агамемнон сделал шаг навстречу Неоптолему и обнял его. Потом слегка отстранил и всмотрелся.

– Ты поможешь нам, – сказал он твердо.

– Я за тем и приехал, – голос царя Эпира еще ломался, иногда становясь высоким и резким, но это был уже голос мужчины – До нас доходили известия о войне и о великих подвигах моего отца. Недавно умер брат моего деда. Он оставил мне власть над Эпиром, и я сразу стал снаряжать корабли.

– Так у тебя не один корабль? – быстро спросил Менелай.

– У меня девять кораблей, – ответил Неоптолем, – и на них четыреста воинов. Остальные прибудут вечером. Мудрый Феникс, мой воспитатель, посоветовал сделать так – он опасался, что вы примете нас за врагов...

– Ты поступил правильно, вняв его совету, – сказал Агамемнон.

Мальчик оглядел берег. Напряжение и тайная скорбь в лицах окруживших его воинов были слишком заметны.

– Где мой отец? – спросил он, тревожно глянув в лицо Атрида старшего. – Я могу увидеть его?

– Не можешь, – Агамемнон смотрел ему в глаза спокойно, как взрослому мужчине. – Он убит. И ты приехал сюда, чтобы мы могли отомстить за него.

Он ждал крика, гневна, проклятий. Так поступил бы Ахилл. Но вместо этого вождь ахейцев увидел лишь черную тень, сразу упавшую на полудетское лицо Неоптолема, и две толстых полосы слез, недетских, мужских, вырвавшихся из его глаз. Он точно окаменел. Потом спросил внезапно охрипшим голосом:

– Когда это случилось?

– Семь дней назад.

– Когда будет сражение?

Неоптолем говорил спокойно. Только углы губ дрогнули, выдав напряжение. Ничего на свете он не хотел теперь сильнее, чем этого первого в своей жизни боя.

Агамемнон улыбнулся. Все его сомнения исчезли, а мысль о том, что, возможно, творится страшный обман, и что он, Атрид Агамемнон, разрушит рукою юного Неоптолема то, чего с таким трудом и ценою таких жертв добился его великий отец, – эта мысль сейчас даже не пришла ему в голову. Он был у цели, у порога своей славы. Никто ни в чем не упрекнет его, если он уплывет от стен ненавистной Трои не с богатой данью, добытой уступками и переговорами, а с боевой несметной добычей, оставив проклятый город в руинах. Да, у троянцев остался Гектор. Но у них теперь есть Неоптолем!