Внезапно я осознал себя Существом. Пишу слово с большой буквы, потому что речь идет, согласно моим тогдашним ощущениям, об огромнейшем Существе, необычайно сложном по своей внутренней природе, структуре.

Попытаюсь сейчас, как сумею, описать Существо словами, хотя обрисовать его на вербальном уровне — дело почти безнадежное. В нашем лексиконе нет нужных слов для описания.

Я было «Оно», то есть среднего рода. У меня имелся некий центр, важнейший, как я понимаю, элемент Существа. Он воспроизводил беспрерывно все это Существо, вместе взятое. Центр в лихорадочном темпе рождал его по капелькам, хотя Существо в то же самое время пребывало не в стадии своего рождения, а в полном расцвете сил.

Я был, повторяю, «Оно», но при этом имел множественное число. Отдельные мельчайшие «Я» обретались во мне в великом множестве, даже в чудовищном множестве. Каждая из этих крохотулек занималась без отдыха, без остановки своей строго специализированной работой, очень, по моим ощущениям, важной для всего Существа. Их, крохотулек, было просто необозримое количество! Однако все они не являлись особями, жившими сами по себе. Все они были слиты в неделимое единство, в эту многоликую тварь, которую я и именую Существом.

Никаких мыслей у меня, Существа, не было. Я осознавал себя начисто лишенным разума. Удивительно и чрезвычайно парадоксально: лишенный разума, я занимался между тем внутри самого себя сложной многофункциональной работой, носившей все характерные признаки разумной деятельности. Кроме того, у меня была цель, четко понимаемая мной. Цель сводилась к формулировке, выражаемой одним словом — «Жить!» Я, Существо, жило, хотело жить дальше и в самом факте существования своей жизни осознавало свое единственное предназначение.

Вдруг опять вокруг меня потихоньку начала сгущаться непроглядная тьма. Ощущение, что я — чертовски сложно организованное Существо, стало медленно-медленно исчезать, испаряться из моего сознания. Оно таяло и рассасывалось, подобно туманной дымке.

В этот момент я услышал монотонное бормотание Валерия Авдеева. Оно глуховато доносилось, как показалось мне, откуда-то издалека.

— Ты просыпаешься, просыпаешься. Ты уже почти проснулся, — бубнил Валерий. — Ты всплываешь все выше и выше. Все выше и выше. Все выше и выше… Ты постепенно приходишь в себя…

Туманная дымка, оставшаяся от почти уже полностью истаявшего в темноте Существа, еще слегка окружала меня. Тут я внезапно вспомнил, как меня зовут. Попутно понял, что нахожусь в состоянии гипноза — вернее, в последней фазе такого состояния. Понял и то, что Валерий вот-вот полностью выведет меня из гипнотического транса… А дымка, оставшаяся от Существа, все еще витала вокруг меня и в некотором смысле даже внутри меня.

На этой зыбкой грани между гипнотическим трансом и сознанием, медленно возвращавшимся ко мне, я все еще в какой-то малой степени по-прежнему ощущал себя тем Существом. Я как бы отчасти еще оставался дымкой, рассасывавшейся в чернильной мгле вокруг меня и внутри меня, самым краешком своего сознания все еще был ее частью.

И тут я с кристальной четкостью осознал, кем я был, когда целиком и полностью ощущал себя тем Существом. А когда осознал это, заорал в полный голос от ужаса».

…Вы уже догадались, кем или чем стал несчастный Прийма? Муравейником! То есть объектом частично одушевленным, частично неодушевленным, при этом множественным, распределенным на маленькие самостоятельные бегающие сущности.

А порой во время транса бывает так, что человек видит свое тело как бы со стороны. Причем такое в трансе бывает довольно часто! И здесь мы снова выходим на проблему тела. И проблему «Я». А также проблему тождественности «Я» и Разума. Разума у Муравейника, по его собственным словам, не было. Не было тела, фамилии, имени, мыслей, рассуждений… Только голое ощущение. Кому же оно принадлежало?

Нет, понятно, что принадлежало оно тому человеку, который ощущение испытывал, — литератору по фамилии Прийма. Именно его мозг это ощущение сгенерировал из тех знаний о муравьях, которые у него были. Так вам ответит любой трезвомыслящий психотерапевт и вообще любой грамотный гражданин. Но…

Но мы-то знаем, что мозг может генерировать разные личности. На сей раз он сгенерировал «личность муравейника», и память об ощущениях муравейника осталась у личности Алексея. Индусы полагают, что человек живет много раз, и после смерти он может родиться в теле другого человека, зверя или даже вещи. Случай с Алексеем они бы трактовали так, что Алексей в прошлой жизни был муравейником. Но почему Алексей был муравейником, а не муравейник стал Алексеем? Если вы думаете, что это одно и то же, то я вас огорчу: даже один и тот же мозг может, как мы теперь знаем, порождать разные личности. И уж подавно разными личностями были муравейник и Алексей. Получается, что из тела в тело транслируются разные личности? При этом люди о своих «прошлых жизнях» не помнят. То есть и совместной памяти у разных личностей нет. Тогда какой же смысл вкладывают индусы в выражение «мои прошлые жизни»? Чьи «мои», если ничего общего с теми жизнями у тебя нет — ни памяти, ни личности, ни мозга?..

Правда, есть такая штука, как регрессивный гипноз. Человека в состоянии транса гипнотизер гонит назад в прошлое, человек ощущает себя ребенком, младенцем, эмбрионом, потом следует провал, а далее он начинает рассказывать о своих «прошлых жизнях». Наука говорит, что это все — безудержные фантазии мозга, которые не имеют никакого отношения к реальности. О реальности этого мира У нас разговор еще впереди. А сейчас хотелось бы понять, где все-таки гнездится это самое «Я».

Считается, что человек не может существовать без схемы тела. Точнее, он не может ощущать себя вне пространственной локализации. Но что такое «тело»? Шофер включает в «схему тела» свой автомобиль, потому что опытный и чувствует габарит: здесь пройду, а тут не пройду. А что если человека лишить тела?

Такие опыты ставились.

Ученые заходили тут с двух сторон — со стороны транса и со стороны сенсорной депривации. Начнем с последней.

Камера сенсорной депривации — это свето- и звуконепроницаемый бак. В него заливают теплую соленую воду, плотность которой равна плотности человеческого тела. А температура воды равна температуре тела. Человек там плавает и не ощущает ничего — ни звуков, ни света, ни давления поверхности, на которой лежит, потому что никакой твердой поверхности нет, ни тепла с холодом. Все внешние органы чувств отключены.

Это чудесное изобретение создал американский нейробиолог и психоаналитик Джон Лилли в 1954 году. Ему было интересно посмотреть, как отреагирует мозг на полное отсутствие входного потока. Мозг наш вынужден ежесекундно обрабатывать огромные массивы данных, поступающих с пяти основных датчиков, которые поставляют информацию для формирования пяти главных чувств — зрения, слуха, запаха, осязания, вкуса. В осязание, помимо чувства давления или шероховатости (гладкости) включается еще ощущение тепла и холода. Так вот, все эти датчики Лили отключил, обнулил.

И мозг начало глючить. Человек в такой камере через некоторое время начинает испытывать неконтролируемые галлюцинации. Его уносит поток. Можно попытаться измыслить самые разные объяснения этому факту. Например: нейроны, которые обычно гоняют туда-сюда сигналы, анализируя входящую информацию, оставшись на голодном пайке, начали обрабатывать свои собственные шумы — даже такая любопытная версия мне однажды попалась. Но дело не в объяснениях. А в факте — оставшись наедине с самим собой, мозг начинал мощно полоскать внутри себя то, что в нем уже есть, вместо входящей информации гоняя внутреннюю. По сути, люди в такой ванной погружались в транс, не желая этого.