Любопытно, что сама Хонор уже много лет руководствовалась этим принципом при обучении младших офицеров. Зачастую ей было куда легче сделать что-то самой, чем поручать юным неумехам, — тут она улыбнулась при воспоминании о молодом Рафе Кардонесе запустившем разведывательные спутники с неправильной программой, — но она хорошо знала, что если не бросить их в воду, они никогда не выучатся плавать. А передавать часть своих обязанностей тем, кто наверняка способен с ними справиться, тоже давалось ей в определенном смысле непросто, поскольку внутренне ощущалось как… отлынивание. Она была жадна до работы, и не удивительно, что в последний год пребывала в постоянном цейтноте.

Но вместе с облегчением Хонор испытывала вполне понятную печаль, ибо понимала, что оставляет в этом кабинете частицу своей жизни.

Как выяснилось, она любила преподавать.

Если поразмыслить, открытию удивляться не стоило. В конце концов, как командир она и по долгу, и по призванию занималась обучением подчиненных — и всегда радовалась их успехам и профессиональному совершенствованию больше, чем своим наградам, титулам и призовым деньгам. Молодые офицеры представляли собой будущее Королевского флота и Звездного Королевства, а обеспечить родине достойное будущее было самым высоким призванием, какое Хонор могла себе представить.

Что и делало ее возвращение на остров Саганами вполне естественным. Развившееся эмпатическое чувство одарило ее новым знанием — радостным осознанием того, что ее труды не напрасны, а ученики понимают, как много они для нее значат и как она ими гордится.

Ей будет недоставать мемориального зала адмирала д'Орвилль. Она будет скучать по всему острову Саганами, пусть даже в сравнении со временем ее собственной учебы Академия изменилась. В те годы война казалась лишь отдаленной угрозой, а теперь, обрушившись как лавина, она стала элементом повседневной реальности. Ее суровое дыхание сказывалось на учебных буднях, во многих отношениях превратив Академию в продолжение линии фронта. «В известном смысле, — подумала Хонор, — это не так уж плохо». В беседах с курсантами она постоянно подчеркивала, что им предстоит прямо из аудиторий отправиться на поле боя. Что еще важнее — ее понимали. Вместе с тем «воздух Саганами», как ей казалось, утратил нечто… Это касалось не былой незамутненности восприятия или благодушия, но… может быть, это выражалось в процессе ассимиляции. В том, как молодые люди врастали в ряды флота, и в том, как флот принимал их.

«Нет, — сказала она себе, — это слово не годится». Точного слова Хонор найти не могла и сомневалась, что когда-нибудь найдет. Возможно, его просто не было.

«А может быть, — с усмешкой подумала она, — я тоскую о том, чего никогда не было, о той золотистой дымке, какой оказываются подернуты в воспоминаниях добрые старые деньки, после того, как они остались далеко в прошлом». При этой мысли Хонор хмыкнула, и Нимиц тут же подал голос с насеста.

— Ладно, паршивец. С хандрой покончено! — заявила она и решительно задвинула ящик письменного стола.

Все нужные материалы были уже убраны. Проверив, не осталась ли по случайности забытой какая-то мелочь, Хонор протянула руки.

Кот с вновь обретенной ловкостью прыгнул ей на грудь и обнял за плечи. Все конечности, в том числе и пострадавшие от удара прикладом, работали нормально. Ощущение радости переполняло и кота, и его человека.

За время службы на флоте она твердо усвоила, что все меняется, ничто в мире не постоянно. Рано или поздно каждый офицер оставляет позади определенный этап своей карьеры и, закрывая за собой дверь, переходит к новому. Пришло ее время — в очередной раз.

Тихонько притворив дверь теперь уже не своего кабинета и козырнув в ответ на приветствие двух третьекурсников, видимо, оставшихся на каникулы в кампусе, она повернулась к терпеливо дожидавшемуся ее в коридоре человеку в зеленом мундире.

— Все в порядке, Эндрю. Можно идти.

— Вы уверены, миледи? — с лукавым участием спросил он.

— Уверена, — ответила Хонор и направилась к выходу.

* * *

— Да, ваша светлость, должен сказать, надежды, которые я возлагал на ваше пребывание на Мантикоре, более чем оправдались.

Сэр Томас Капарелли и Хонор сидели на балконе служебных апартаментов Первого космос-лорда на семьдесят третьем этаже скромного стоэтажного здания Адмиралтейства. Сверху прохожие казались цветными точками. Когда мимо, чуть превысив рекомендуемую скорость движения, проносились аэрокары, зонтик над балконным столиком хлопал полотнищем.

Хонор с Нимицем и Лафолле прибыли рано, и леди Харрингтон некоторое время забавлялась тем, что наблюдала за прохожими, используя все функции своего искусственного глаза в диапазоне от нормального зрения до максимального телескопического увеличения. У нее даже слегка закружилась голова, но ощущение было прекрасным — как будто играешь с калейдоскопом, столь любимым грейсонскими детишками. К тому же это было своего рода знаком успешного завершения лечебных процедур.

Конечно, по большому счету до завершения было еще далеко. Хонор довольно сносно владела новой рукой, однако пальцы пока оставались раздражающе неуклюжими: порой ей казалось, что лучше иметь одну руку, чем полторы. Однако она прекрасно понимала, что полный контроль над искусственной конечностью — лишь вопрос времени, и упорно заставляла себя пользоваться обеими руками даже тогда, когда ей казалось удобным отключить протез и сделать все, что нужно, здоровой рукой — к чему она привыкла, пока искусственной у нее просто не было.

Сейчас она обернулась и улыбнулась сэру Томасу Капарелли.

— Рада слышать, что вы так считаете, сэр, — сказала она. — Должна признаться, что у меня порой возникало ощущение, будто вы дали мне слишком много мячиков, чтобы я жонглировала всеми одновременно. Даже сейчас мне кажется, что лучше бы мне не нахлобучивать по несколько шляп разом и сосредоточиться на каком-то одном деле. А то ведь трудно не помнить, что с любым отдельно взятым заданием я в конечном счете справилась бы лучше.

— Поверьте, ваша светлость, флот глубоко удовлетворен результатами вашей деятельности. Правда, имей я представление о том, какое усердие вы приложите к выполнению всех моих поручений, мне было бы неловко наваливать на вас столько всего сразу. Но, боюсь, просить вас ровно о том же пришлось бы все равно: мы ведь действительно в вас нуждались.

Хонор, на сей раз левой рукой, отмахнулась, но Первый космос-лорд покачал головой.

— Нет, ваша светлость, к этому нельзя относиться снисходительно. Вы проделали огромную работу, причем при вашей-то загруженности! И не только в аудиториях. Чего стоят одни только ваши званые обеды! Сдается мне, еще никто не слышал о том, чтобы курсанты соревновались за приглашение к адмиралу. И вот что важно: четырнадцать из пятнадцати лучших по успеваемости за год тактиков — или, если считать иначе, тридцать семь из первых пятидесяти — это именно ваши ученики.

— Это их заслуга, сэр, — смущенно ответила Хонор, — я лишь сориентировала их в правильном направлении.