всегда оставалась где-то рядом. И больше всего мне хотелось открыть любимый сайт и хоть глазком посмотреть, чем он занят и как выглядит. Жизнь – странная штука. Дает шанс и тут же отбирает, а иногда и шансов-то не дает. Вот, например, шанса забыть и стать счастливой без него у меня нет и никогда не будет, это я точно знала и понимала даже своей пришибленной головой.

Я вздохнула, понимая, что до невозможного хочу оказаться в объятиях Коула хотя бы еще раз, ведь жизнь так коротка, но тут же погрустнела, понимая, что этого никогда не будет.

– И что за красотка лежит тут и скучает?! – в палату ворвался мой брат Иван.

– Уже не скучаю, – пыталась улыбнуться я.

– Ты выглядишь…

– Ужасно, – констатировала я.

– Нет, ты ничего, Стаська. Симпатичненькая. Сегодня у тебя даже щечки розовые.

Я заулыбалась и смутилась.

– Ты всегда можешь поддержать, Вань.

Он сел на стул рядом со мной и подмигнул:

– Все будет хорошо.

– Угу.

– Скоро суд. Думаю, Лешке дадут десять лет, но прокурор будет просить больше. За умышленное.

– Но ведь я осталась жива.

– Не важно. Ему и пожизненного мало. Если б… Я бы его сам придушил.

– Ваня… – остановила я монолог брата, – это бы ничего не решило. Пусть лучше посидит, подумает.

– Боюсь я, Настя. Ведь он выйдет совсем другим человеком. Вернется в поселок и…

– Ваня, Вань… Притормози.

Я задумалась о том, что может случиться, когда вернется Алексей. Но тут же прогнала от себя эти мысли.

– Давай пока не будем думать об этом, мне бы хоть из этих бинтов вылезти. А то лежу здесь как мумия.

– Хм… – усмехнулся он. – Лучше скажи мне, почему ты не хочешь видеть этого парня из Англии?

– Ваня, и ты туда же?! – Я откинула его руку. – Он еще не уехал? Скажи ему, чтобы убирался в свою гребаную Англию.

– Все, не заводись. Я уже и забыл, что раз уж ты что-то решила, так тебя никто от этого не отговорит. А зря. Нормальный парень. Мы тут с ним посидели, выпили…

Я открыла рот, удивившись. Потому что Ваня и «посидим, поговорим по-английски» являлись для меня совершенно несовместимыми понятиями.

– Ведь ты не понимаешь ни единого слова по-английски?

– Кто тебе это сказал? Ай анденстенд ю. Ландон из э капитал таун. Факин шоубиз и май нейм из Ваня.

Мы оба расхохотались. А я никак не могла остановиться, так мне сейчас с ним было хорошо.

* * *

Четырнадцатое февраля. День святого Валентина, когда все влюбленные, по преданию, должны завалить друг друга сладостями и мимишными мягкими игрушками. Если от кого я и могу получить что-то такое дурацкое сегодня, то от брата, но его нет. И не знаю, придет ли он. Поэтому остается только жалеть себя, думая о том, чего лишилась.

Я хотела как лучше. Только почему-то сожалела об этом больше, чем если бы оставила все как есть. Но как же сложно бороться со Вселенной, со всем миром за то, чтобы быть счастливой с любимым человеком.

«А за что тогда стоит бороться?» – спросила меня Надя, которая звонила каждый день.

Если не за это? Для чего тогда жить?

Это же прекрасно – быть счастливой и делать таким же другого человека. Видеть его счастливые глаза, когда он встречается с тобой после долгой разлуки. Видеть его умиротворенное лицо, когда он спит после жаркой и неспокойной ночи. Видеть, как он поет в душе утром, как он пьет кофе, как он шутит, как он смотрит, как улыбается, как смущается, как…

У меня так много времени, чтобы вспоминать все: вспоминать его глаза, голос, губы, что я уже устала. Иногда начинает болеть голова от того, что я вспоминаю о хорошем, но понимаю, что уже ничего не вернуть. Когда я приехала в поселок, то загрузила себя всякими делами, чтобы не думать о нем, но теперь одна в этой больничной комнате я сходила с ума от картинок, подкидываемых мне услужливой памятью.

Сегодня мне сняли бинты с грудной клетки, теперь под грудью маленький шрам под пластырем, который я глажу пальцем, опять вспоминая о Джонатане. Прямо под сердцем.

Может быть, у меня и сердце вырезали? За что я так ненавижу Тома? Ведь во всем была виновата только я, а он мне и сейчас помогает, хоть и знает, что я ушла от него. Ведь я должна быть ему благодарна за то, что с того света вернулась… Или благодарить за то, что могла остаться там? Эта тема, по которой я вкрадчиво скользила, но боялась ступить уверенно. Я все еще не хотела его видеть.

Февральское солнце слепило глаза, снег таял, оставляя на асфальте грязные разводы. Сугробы проседали, а смешной снеговик, неизвестно кем сделанный во дворе больницы, свесил голову набок.

В дверь вкрадчиво постучали, она приоткрылась, и в палату заглянула белокурая девушка. Лиззи! Как? Здесь? Лиззи Коул?!

– Лиззи?! – обрадовалась я. – Проходи! Как ты? Как ты здесь оказалась?!

Я протянула руки вперед, чтобы заключить ее в объятия, и она подошла и обняла меня крепко и нежно одновременно.

– Стейси… – выдохнула она. – Я так рада, что с тобой все хорошо. Эта беленькая шапочка отлично смотрится на твоей голове.

Я попыталась улыбнуться, радуясь и не понимая, почему она здесь. Глаза Лиз увлажнились, когда она отстранилась, боже, они так напомнили мне ЕГО глаза, что я не смогла сдержаться, часто моргая, чтобы прогнать слезы.

– Присаживайся. – Я указала ей на стул рядом с кроватью, в которую тут же забралась, и потом только заметила Клер, скромно стоявшую в дверях. – Клер?!

– Привет, милая. – Она подошла к кровати и, взяв меня за руки, заглянула в глаза, а потом легонько обняла. – Хорошо, что с тобой все в порядке.

Сердце бешено стучало, но я еще никак не могла сообразить то, о чем мне подсказывали его частые удары. Меня волновало то, как они здесь оказались и узнали обо всем, но я не смела спросить.

Миссис Коул присела на краешек кровати и улыбнулась.

– Как вы здесь оказались? – наконец спросила я.

– О… Это было несложно. Знаешь, существует прямой рейс до этого города. Всего четыре часа, и мы в Нижнем Новгороде. Я правильно произнесла название города?

– Да, правильно. Но меня интересует не это. Как вы узнали, что я здесь, и…

– Том… – озвучила Лиззи.

Я ничего не хотела знать о нем или просто слышать его имя. Да, благодарна, но пока на этом все. Сестра Натана продолжала рассказывать.

– Он позвонил Джонатану. – Я открыла в удивлении рот, пытаясь что-то сказать, но