— Боже! — воскликнул он…

Но так же неожиданно они остановились, и некоторое время раскачивались в воздухе затем подскочили снова и снова, чуть замедляясь. Ритм движения, подумал он, глотая рвущийся наружу крик, напоминал ему ритм его собственного сердца. Тогда Мисай немедленно вытянул свою руку, которая удерживала Петра, разжал ладонь с суковатыми пальцами, так что Петр лишь свободно покачивался, лежа на его руках, а затем быстро опустил его вместе с Ивешкой вниз.

— До свиданья, — сказал леший, потрескивая ветками, в то время как его лицо скрылось от Петра где-то высоко в темноте, где колыхались только темные раскидистые тени. — Здесь проходит граница. Дальше для нас пути нет.

Когда Петр коснулся земли, он еще некоторое время продолжал держаться руками за ветки, пока его ноги не привыкли удерживать его.

Обретя некоторую устойчивость на подрагивающих ногах, он инстинктивно попытался помочь встать на ноги и Ивешке, но его руки ощущали лишь холодное пустое пространство. Тогда он взглянул в темноту.

— Спасибо, — сказал он, чувствуя себя немного глуповато: ведь слишком трудно отпускать поклоны перед тем, кто находится так высоко над его головой. И до него долетел лишь шелест листьев, от того мощного волнения, которое пронеслось сквозь чащу, когда эти лесные созданья отправились в обратный путь.

Ивешка дотронулась до его руки, и он подумал, что она сделала это как всегда, уверенно, так как его черты никогда не растворятся в воздухе, в отличие от ее. Он огляделся вокруг себя, на окружавший их лес, который выглядел ничуть не хуже того, где они были до этого, и увидел за ним в тусклом свете звезд лес из сплошных мертвых деревьев, такой же, как и тот, ивешкин лес.

Но еще ближе он увидел сидящий на листьях черный шар, который тяжело отдувался после бега.

— Добрый пес, — сказал он, обращаясь к нему. Малыш облизнулся и встал, выжидательно сложив маленькие руки-лапы, а затем одной из них начал ощупывать землю.

— Ты не должен идти туда вместе со мной, — сказала Ивешка, повернулась и обняла его руками за шею, заглядывая ему в лицо. — Петр, пожалуйста, не делай этого. У меня самой слишком мало сил…

Малыш неожиданно залаял и, вскочив с места, уцепился за его рукав, стараясь оттащить его в сторону, на что любой человек мог бы тут же обидеться, если бы только не увидел, как Ивешка вспорхнула с места и остановилась чуть дальше от Петра, сложив руки и с выражением боли и отчаяния на лице.

— Я… не могу, — сказала она, -… Малыш, держи его и сторожи…

Петр попытался освободить свой рукав.

— Малыш, а ну прекрати это! — Он понял, на что она готова и куда она собралась. — Ивешка, погоди!

Она остановилась и обернулась, глядя через плечо. Ее бледность сейчас была еще сильнее, чем до того, как она пересекла границу живого и мертвого леса. Сейчас на него глядела уже не та мягкая и кроткая Ивешка: сейчас ее взгляд был полон холодного решительного гнева, а ее голос источал лед.

— Я не могу убить его таким же способом, как могу убить тебя: для него нет предела в источнике внутренних сил. Но ты, видимо, прав, меч мог бы помочь здесь. Или кинжал. Я даже не уверена в том, что смогу добраться до него, потому что чувствую себя слишком слабой. Но я все равно попытаюсь, Петр…

Среди деревьев, сзади нее, ему почудилось какое-то движение. Что-то двигалось между белеющими в свете звезд лишенными коры стволами деревьев.

— Вешка, — сказал он, взмахивая запястьем, чтобы тихонько подтолкнуть Малыша в ту сторону, не вызывая большого шума. — Вешка, не оборачивайся, но сзади тебя кто-то есть, кто-то медленно приближается сюда… Малыш, Малыш, черт бы тебя побрал, да повернись ты туда…

Она повернулась и взглянула в ту сторону, откуда медленно приближалась серая фигура, при виде которой она вновь начала распадаться на отдельные нити, тающие в прозрачном ночном воздухе.

— Вешка! — сказал Петр, и с силой рванулся, чтобы освободить свой рукав, но Малыш вцепился в его рукав и повис на нем, как груда железа, обхватив его запястье еще и своими лапами, словно крепкими цепями, в то время как Ивешка продолжала таять на его глазах. Малыш начал тащить Петра прочь, но неожиданно тот захотел подойти к этой зловещей фигуре, а Малыш ослабил свою хватку, освобождая его.

Он сохранил равновесие и пересек границу, остановившись рядом с Ивешкой, понимая, что совершает роковую ошибку в своих планах относительно Черневога, зная, что Черневог все время только и поджидал его появления здесь впереди всей компании, и он чувствовал, что меч окажет ему очень малую помощь, стоит Черневогу только пожелать этого.

— Вешка, — сказал он, чувствуя внимание с ее стороны. Он ощущал прикосновения тонких нитей, которые слетали с нее, и легкие толчки, когда его внутренняя сила перетекала к ней, как бы подтверждая его мысль, что она владела колдовством не хуже чем Черневог. — Возьми ее всю, — сказал он, и быстро добавил, будто боялся не успеть. — Скорее, возьми меч…

Но она, возможно, уже не слышала его. Кража его внутренней субстанции продолжалась, но теперь от нее она перетекала к Черневогу, который подошел к ним: красивый молодой человек, с улыбкой протягивая вытянутую руку.

Петр тут же перестал ощущать прикосновения Ивешки, почувствовав неожиданную свободу и неожиданную потерю: он старался сохранить равновесие и одновременно вытащить из ножен меч, в тот самый момент, когда его правая нога подогнулась под ним, и он опустился на колено, удерживая подрагивающее острие меча направленным прямо в сердце Черневога.

Затем его рука просто перестала двигаться, в то время как Черневог просто отвел клинок в сторону, чтобы приблизиться к руке, которая сжимала его. Теперь фигура Черневога, выглядящая словно безликая тень на фоне рассеянного света звезд, стояла перед ним, удерживая его руку и заставляя его смотреть вверх.

— Ведь ты не хочешь причинить мне никакого зла, — сказал он Петру, почти точно так же, как говорил когда-то Саша, пытаясь навязать ему свою волю: таким мягким и таким нежным показался ему этот голос, лишавший его последней возможности двигаться.

Но затем он почувствовал будто испытывает прикосновение змеи, от которого у него вот-вот начнет останавливаться сердце, и он отпрянул назад, продолжая ощущать меч, по-прежнему зажатый в его руке, и стоящего рядом Черневога. Он схватил его руку…

Но в тот же момент почувствовал себя неспособным ни на малейшее движение, а Черневог, опираясь рукой на его плечо, стоял рядом и спокойно забирал меч из его ослабевших пальцев, обращаясь к Ивешке:

— Не делай этого, Вешка, он один, кто пострадает за все. Ты ведь хочешь именно этого?

— Нет, — сказала она.

— Ведь я знаю, зачем ты пришла сюда. Хочешь, я верну тебе это? Я могу сделать это. Я очень хорошо берегу его, потому что знал, что рано или поздно, но ты все равно придешь ко мне.