стыда я улеглась на носилки. Дежурная сестра Верочка Жевнерович была предупреждена. Меня поместили в палату. Александра Петровна не шла и не шла. Я понимала, что дел с отправлением этапа полно, однако… Наступил вечер. Ночь. Уложив больных, зашла Верочка. Прилегла на соседнюю койку. Мы искали ответ: как, почему? Поплакали и уснули. Под утро какая-то больная обнаружила дежурную медсестру на полу в коридоре. Верочка была без сознания. Оказалось, что мы обе угорели: санитарка рано закрыла в палате вьюшку. Меня вернула к жизни застенчивая доктор Голубева, ребёнок которой был в одной группе с Юрочкой. Она потом рассказывала, что впервые в жизни рискнула ввести в сердечную мышцу адреналин, и пришло это к ней будто «по наитию».

Только когда этап был отправлен, Александра Петровна пришла в палату, села напротив меня:

– В третий отдел поступила телефонограмма: «Мать Петкевич отправить Мариинские лагеря, ребёнка оставить Межоге. Варш».

Как я ни старалась понять, что кроется за этим нечеловеческим текстом, ничего не получалось.

– Полежите ещё. Так надо. Выпишу через пару дней, – велела Александра Петровна.

Но, и вернувшись к работе, оправиться от страха я уже не могла. Кто мог хотеть оторвать меня от сына? При чём здесь Варш? Решение Малиновской не подчиниться заму начальника лагеря Варшу, объявив меня больной, было великой дерзостью, смелым доказательством расположения ко мне. Вечером она пришла опять. Та же горькая складка у рта, так же много опыта в глазах. Начала не сразу:

– Тамара, я вам сейчас задам один трудный вопрос. Подумайте. Сразу не отвечайте. Мог это сделать Бахарев?

Это был не только трудный, это был жуткий вопрос. Но он был задан. Телефонограмма об отправке меня в этап была итогом чьего-то направленного усердия. Я сама исступлённо докапывалась до причин. Филипп? Нет, Филипп этого сделать не мог! Для чего? Я отмела эту страшную мысль. Усомниться в нём? Крах жизни! Нет! Тысячу раз нет! Личная неприязнь Варша, с которой я столкнулась в Межоге? Неприязнь, возникавшая у начальства к заключённым, творила и не такое. Оставался один способ: верить Филиппу и быть верной себе. Ведь после письма Александра Осиповича я собиралась «дотянуть до только большого».

* * *

Начальника колонны Родиона Евгеньевича Малахова перевели на работу в другое отделение. В Межог был назначен другой начальник. Его жену Асю Арсентьевну я знала по Урдоме, где она работала в аптеке. Их приезд сыграл известную роль в моей судьбе.

Кончался 1946 год. 12 декабря Юрику исполнился год. Лагерь не лагерь – сыну год! Праздник жизни! Метрякова смилостивилась: разрешила быть с ним сколько захочу. Я кормила его, одевала и раздевала, укладывала спать в кроватку, учила ходить, играла с ним. День рождения выдался на славу. С утра поздравила Ольга Петровна. Она всегда припасала сладкое, придумывала что-то задушевное. От Филиппа пришло замечательное письмо и подарки сыну. Он писал:

«Милая, милая моя жена! Дорогая мать нашего сына! Родная, любимая моя! От всего сердца поздравляю нашу крошку и тебя с днём рождения. Я проникнут к тебе огромной благодарностью за то, что ты, несмотря на тяжёлые моральные и материальные условия, исполнила мою просьбу, увеличила мою радость любви к тебе и родила сына; за то, что ты доверилась мне, отдала себя мне, я не обману твоего доверия. Пусть будущее представляется тебе ясным, определённым, связанным кровно, навечно со мной во всём. Сейчас я ещё не теряю надежды перевести тебя и Ю. сюда. Теперь мне остаётся действовать открыто, но для этого необходимо твоё неколебимое решение разделить во всём мою судьбу, быть со мной всегда и во всём и победить все препятствия, которыми насыщен последний отрезок, разделяющий нас, с тем чтобы уже больше не разлучаться. И так как я уверен в твоём решении, я, как никогда, спокоен, ясен, и ничто не омрачает моих ожиданий – мы будем вместе. Я хочу, чтобы и ты не обманула моих ожиданий, моих чаяний, моей мечты. Я полагаю, что будет лучше для Ю., если я возьму его к себе, и я прошу тебя об этом. Я знаю, что мне легче было бы с ним ждать тебя. Мы бы вместе ждали тебя, нашу чудесную маму. Ты мне сама напишешь своё согласие. Ещё не исчерпаны все возможности твоего перевода. Если мне, наперекор всему, удастся это, ты сама решишь время передачи нашего сынульки. Будь спокойна. Не надо задавать себе тревожных вопросов: „Что делать?“ Я с тобой правдив. Ведь мы договорились с тобой быть правдивыми».

Трескучий декабрьский мороз. Вечер лунный, звёздный. Письмо Филиппа внесло свою лепту в праздник… Но… расставаться с сыном я была не намерена. Возвращаясь в барак, я столкнулась с нарядчиком, который меня разыскивал. Мне надлежало срочно явиться к новому начальнику колонны, который самолично провёл в зону Филиппа.

– Не мог не приехать на день рождения сына. Сел в поезд, уехал от всех дел. Обойдутся как-нибудь, хотя работы по горло.

Приезд был достойным этого дня подарком. Мы вернулись в ясли. Юрочка спал. Филипп рассказывал о своей работе. Он был на подъёме. Энергии – хоть отбавляй. Изучает английский язык. Занимается спортом. Уверен: мир подвластен ему, он – хозяин положения, никто и ни в чём не сможет ему отказать. Поскольку живёт один, нуждается в том, чтобы кто-то его обихаживал, намерен взять себе в домоправительницы Ольгу Ивановну, с которой я когда-то лежала в урдомском лазарете. Ольга Ивановна, с его точки зрения, годилась для этой роли. Хлопотливой, хозяйственной женщине было за шестьдесят. Семьи она не имела, после освобождения перебивалась в прислугах у лагерного начальства.

Тому, чтобы Филипп взял сына к себе, я категорически воспротивилась. Тогда нынешнее положение дел он предложил решить так: он просит начальника своего отделения спустить наряд на меня и Юрочку, и с первой же оказией мы переезжаем поближе к нему, в Реваж. На перевод я соглашалась, раз мы с сыном будем находиться там вдвоём. Вообще планы у него были обширные. Брат Филиппа с семьёй жил под Курском: «Я им написал о нас. Тебя уже любят, ждут. Счастливы за меня – отца. Освободишься, поедем сразу к ним, а потом на юг».

Историей с телефонограммой Варша Филипп был поначалу озадачен. На пару минут задумался – и заключил: «Да нет, ничего серьёзного. Не волнуйся. Ерунда». Именно в тот момент я удивлённо подумала: как же мне не пришло в голову самое простое из всех объяснений? Конечно же, это Вера Петровна ездила к Варшу. Это она сумела аттестовать меня надлежащим образом, убедить его в чём-то, что нужно