Арем наливает в стакан виски, быстро делает глоток, чтобы не упустить ничего важного из разговора, поднимает бокал на уровень глаз. Блики плавают по дну стакана, бронза ласкает прозрачное стекло и небольшим водоворотом стекает по стенкам. Арем прищуривается от восхищения и ставит его на стол, но не оборачивается. Слушает.

— Бои, — быстро выпаливает Глеб, пока мозг затормозил и не успел испугаться такому предложению, — много боев, чтобы покрыть весь долг целиком.

Парень выпрямляется, хотя и чувствует тупую боль в основании груди.

— Ты знаешь, на что я способен, — продолжает он, когда видит замешательство на лице Главного. — Ты заработал на мне кучу денег и сейчас получишь сверху, — копает себе яму и ждет реакции.

Арем с минуту размышляет, прикидывает, на что он может рассчитывать с этим молодым бунтарем.

— Ты сдохнешь, не успев мне оплатить все до последней копейки. Нет, — отрицательно качает головой Арем.

И дело совсем не в трупе на его территории и не в деньгах, которые, он не сомневается, парень успеет отработать. Просто из этого мальчишки может получиться верный боец и телохранитель. Его не хочется терять так бездумно. Элитные бойцы — гордость Арема.

— Не раньше, чем оплачу долги, — уже нервно смеется Глеб, когда мозг подкидывает картинки с его холодным телом в грязи за ангаром.

На лице Арема замешательство. Его разрывают сомнения, голова работает на полную, выбирает более выгодные варианты.

— Хорошо, — решается Главный, делает жест Айку, который тут же подбегает к хозяину. Через плечо поглядывает на «друга», пытается прощупать обстановку.

— Но у меня другие условия!

Глеб и не сомневался, что просто так мужчина не согласится, и последнее слово всегда будет за ним. Арем начинает ходить из стороны в сторону, обдумывая каждое сказанное слово.

— Во-первых, бой как всегда 100 тысяч плюс 3 % сверху. Остаток переведут на счет твоего отца.

— Мало, — злится Глеб, понимает, что Арем специально занижает ставки.

Мужчина резко останавливается, забирается взглядом под кожу, и кровь сразу стынет, просто перестает течь.

— Во-вторых, — продолжает свое движение и не обращает внимание на возмущение парня. — Если ты выживешь, то добровольно встанешь в ряды моих ребят, — ставит точку Главный, довольный собой. Глеб теперь все понимает и осознает, как опять ошибся.

— А я, — через секунду продолжает он, — помогу твоей сестренке жить спокойной и сытой жизнью, когда братишке придется уехать далеко-далеко. Телохранители Арема разрывают все связи с семьями и с прошлой жизнью. Они куклы и принадлежат только одному хозяину до самой смерти, другого не дано. — Это тебе будет бонус, так сказать.

Мужчина останавливается перед парнем. Ждет ответа. Замечает, как сомнения начинают мутить разум молодого бойца. Его глаза бегают, пытаются урвать остатки самообладания. Душа Глеба уходит в пятки от таких слов. Арем давно предлагал ему работу, но Глеб держался, зная, чем жертвуют эти черные тучи, похожие на безликие тотемы. А вот теперь… он и не мог предположить такой поворот событий. Парень стоит молча, взвешивает все за и против, понимает, что ему уже нечего терять и так загнан в угол.

— А если я сдохну? Что будет с сестрой? — задает резонный вопрос он, надеется на такой исход.

Арем довольно прищуривается, облизывает виски с губ и радуется, что парень не стал сразу отвергать его предложение.

— Думаю, что ничего. Без тебя она мне не нужна. Я же не зверь, — честно признается Главный и видит огонек надежды в глазах парня. — Но учти, я не позволю тебе просто так сдохнуть, — обрывает желание умереть.

Глеб еще секунду думает, мысли одной бесформенной кашей наваливаются все разом.

— Хорошо, — чуть слышно, но Арем все понял.

— Готовь ринг, Айк, — обращается к парню, — и собирай народ. Ставки высокие, через час тут будет очень жарко.

***

Ветер треплет непослушные пряди каштановых волос. Играет мурашками под белоснежной футболкой. Ласкает черные узоры его татуировки. Глеб сидит на холодной и немного влажной скамейке, ёжится от пронизывающего вечернего холода и крутит телефон в руках. Экран мигает в сумраке вечера, отбрасывает свет на мотоциклы, стоящие у ангара. Причудливые тени разбегаются в разные стороны, оседают на железных баках и пугают своим уродством. Глеб бросает взгляд то на дверь ангара в подсветке фонарей, то на телефон, тёплый от постоянного включения. Парень обдумывает свой поступок, понимает, что ввиду последних событий так важно сделать этот звонок. Как долго Вселенная позволит ему дышать этим пропитанным бензином воздухом? Даст ли судьба возможность ещё раз услышать их голоса? Всё, на что согласился Глеб, скорее всего убьёт его, но освободит мир от еще одной заразы, которая мешает жить светлым душам. Темнота потихоньку опускается на его укрытие в тени непонятных кустов. Отпущенное ему так великодушно время ещё не вышло, и остаётся совсем немного, чтобы решиться. Телефон отмеряет минуты, ускоряет вынужденное принятие решения. Как давно они не общались? Память подбрасывает картинки прошлого, отдаёт холодом стальных решеток и рисует образ отца. Его скорбное выражение лица так и кричит о потере сына за стенами полицейского участка.

— Позор на мою голову, — кричит отец, заставляет плечи сына еще больше содрогаться.

В тот день он и перестаёт быть позором семьи, он теперь только личный позор. Глеб ухмыляется воспоминаниям, так трудно теперь сделать первый шаг. Ему сложно даже на кнопку вызова нажать, не говоря уж о первых неловких словах. Общение с сестрой покрывает весь его интерес по отношению к отцу. Глеб даже, навещая родной дом, постоянно дёргается и старается уйти до того момента, как их взгляды смогут пересечься в дверном проеме. Парень пролистывает имена в телефоне. Ищет одно нужно. Имя отца светится ярче остальных, а зелёный огонёк манит нажать. Глеб кидает взгляд на часы, хмурится своей нерешительности и всё-таки жмет кнопку вызова. Пару минут ничего не происходит, лишь громкие гудки разрезают тишину. Парень выдыхает, в душе радуется, что вызов не проходит. Значит, не судьба, пожимает плечами он и тянется к отключению.

— Глеб? — голос вырывается из динамика и чувствуется, что человек очень спешил. — Глеб, сынок, это ты? — голос дрожит и хватает воздух.

Глеб дышит глубоко, а слова застревают где-то здесь на языке и никак не могут сорваться. Он сжимает телефон сильнее до побелевших костяшек, хватается за края скамейки в надежде унять ноющее чувство вины.

— Да, папа, это я, — тихо, со скрипом в голосе, раздирая сухое горло.

Молчание только прерывное дыхание.

— Как у тебя дела? — продолжают Глеб, уже боится, что на том конце появятся гудки.

— Хорошо, как сам? — откликается родной голос. Становится чуть спокойней.

— Думаю, что норм, —