Бегство руководителей-коммунистов спровоцировало исход сотен тысяч жителей на восток, с использованием всех возможных транспортных средств. Бандиты отнимали у беженцев сколько-нибудь ценные вещи, грабили магазины, напали на британское посольство, оставленное персоналом. Массовые пьянки, крики «Бей жидов!» напоминали сцены, происходившие в начале Первой мировой войны. Из окон Московского университета на улицы выбрасывали бюсты Ленина и портреты Сталина. Пламя костров, пожиравших тома их произведений, поднималось на сотни метров вверх. В составленной позже секретной справке отмечалось: «Выявлен 1551 случай уничтожения коммунистами своих партийных документов». Многие заводы забастовали, рабочие требовали выдачи зарплаты, препятствовали закладке взрывчатки, предназначенной для уничтожения предприятий. Микояну пришлось ехать на Автозавод имени Сталина и объяснять собравшимся на митинг 6000 рабочих, что вождь в Кремле и никуда уезжать не собирается. Встревоженный распространяющимися слухами, Жуков, перебравшийся со штабом в Перхушково, послал своего охранника Бедова и водителя Бучина узнать, что происходит в столице. Бучин рассказывает, что в кремлевских воротах «Бедов… вышел из машины, пошептался с какими-то чекистами, все с озабоченными и жутко таинственными физиономиями»[489]. Можно поспорить, что Жуков поручил Бедову проверить, по-прежнему Сталин находится в Москве…

В это же самое время тысячи молодых людей добровольно и часто с энтузиазмом записывались в ополчение. Их сразу же направляли на Можайскую линию. В числе этих добровольцев находился философ Григорий Померанц. «У нас не было ничего, кроме канадских винтовок с 20 патронами, которые через три дня заменили французскими – в них было целых 120 патронов»[490]. Несмотря на готовность к самопожертвованию, это были очень слабые в военном отношении соединения.

В конце концов Сталин решил остаться в Кремле. Эта новость восстановила порядок, чему также содействовали объявление с 19 октября в столице осадного положения и расстрел сотни паникеров и погромщиков. Однако, если верить многочисленным свидетельствам, Сталин колебался. Димитрову, секретарю Исполкома Коминтерна, и Молотову он заявил 15-го: «Москву невозможно защитить как Ленинград»[491]. 16-го он сказал в присутствии Микояна: «Я выеду завтра утром»[492]. На вопрос Александра Яковлева: «Товарищ Сталин, а удастся удержать Москву?» – вождь ответил: «Думаю, что сейчас не это главное. Важно побыстрее накопить резервы. Вот мы с ними побарахтаемся еще немного и погоним обратно…»[493]На Курском вокзале стоял наготове специальный поезд, а на аэродроме – самолет DC-3. Все было готово. Вот что вспоминал Василевский[494]: «В должность начальника Генерального штаба я фактически вступил 15 октября 1941 года. Шапошников в то время приболел и выехал в Арзамас вместе почти со всем Генеральным штабом. Сталин вызвал меня к себе и приказал мне возглавить группу Генерального штаба в Москве при нем, оставив для этой работы восемь офицеров Генерального штаба. Я стал возражать, что такое количество офицеров – восемь человек – не может обеспечить необходимый масштаб работы, что с таким количеством людей работать нельзя, что нужно гораздо больше людей. Но Сталин стоял на своем и, несмотря на мои повторные возражения, повторил, чтобы я оставил себе восемь офицеров Генерального штаба и я сам – девятый. Только уже позднее я понял его упорство в тот день. Оказывается, на аэродроме уже стояли в полной готовности самолеты на случай эвакуации Ставки и правительства из Москвы, и на этих самолетах были расписаны все места, по этому расписанию на всю группу Генерального штаба было оставлено девять мест – для меня и моих восьми офицеров».

Власть пришла в себя. Вместе с ГКО Сталин проводит одно совещание за другим. Было издано постановление о досрочной мобилизации родившихся в 1921, 1922 и 1923 годах.

Под ружье ставили юношей 18–19 лет. Было ускорено строительство третьей передовой линии укреплений (восточнее Калинина – Ржева – Можайска – Тулы – Коломны – Каширы); за проведение работ отвечал НКВД. Был издан приказ мобилизовать в Москве 450 000 мужчин в возрасте до 45 лет и распространить начальную военную подготовку на все население. 17 октября Жукову направят 11 500 рабочих-коммунистов, сведенных в особые батальоны. Сотни тысяч гражданских, включая женщин, были мобилизованы на рытье противотанковых рвов, возведение баррикад, рубку деревьев. Люди работали в обычной городской одежде, под холодным дождем, стоя по колено в грязи. Возводились три кольцевые оборонительные линии на ближайших подступах к городу: по его окраинам, по окружной железной дороге, по Бульварному кольцу. Но Жуков понимал, что все это не будет иметь большого значения, если Москва окажется в окружении. Битву за Москву надо выиграть вне Москвы. Самое главное – остановить немцев, чтобы дать себе небольшую передышку, дождаться прибытия войск из тыловых районов страны. Вопреки широко распространенному мнению, Дальневосточная армия мало что могла дать для обороны Москвы. 12 октября Ставка приказала ее командующему Апанасенко отправить к Москве три стрелковые дивизии (в том числе знаменитую 78-ю) и 2 танковые дивизии. И всё. 28-го Тимошенко, продолжавшему отступление на Украине и на юге России, в свою очередь, пришлось выделить для обороны столицы две дивизии.

В ожидании подкреплений Жуков подал голос. 13 октября он объявил, что оставление позиций без письменного приказа повлечет расстрел беглецов на месте. 21-го потребовал, чтобы каждая дивизия выделила заградительный отряд из расчета одна рота на полк, чтобы оружием пресекать любые проявления паники. Поскольку сохранялась опасность прорыва механизированных частей, командующий фронтом принял ряд неотложных мер. Вплоть до московских предместий, на всех возможных направлениях наступления, на шоссе, на главных дорогах, на каждом перекрестке оборудовать узел обороны, занятый отрядами, снабженными минами, противотанковыми ружьями Дегтярева, бутылками с «коктейлем Молотова» и бензопилами для спиливания деревьев и блокирования тем самым еще оставшихся проходимыми дорог.

16 октября Сталин еще больше расширил полномочия Жукова, передав в его ведение район Калинина. Жуков был против: это было слишком далеко. Командующие его армиями не могли находиться в пути по два часа. Красная армия была слишком тяжеловесна, ее система связи чересчур ненадежна, чтобы в один фронт можно было включить 12 армий, растянувшихся на подступах к столице от Калинина до Тулы. Поэтому на следующий день Жуков добился создания на этом направлении Калининского фронта, в который вошли четыре армии (22, 29, 30 и 31-я); командующим фронтом был назначен Конев. Жуков настоял, чтобы ему отдали и «оперативную группу» Ватутина, состоявшую из трех стрелковых и двух кавалерийских дивизий, а также 8-ю танковую бригаду Павла Ротмистрова. Имя этого танкиста Жуков запомнит, как и имя Катукова. Чтобы удержать максимально большее число немецких соединений вокруг Брянского котла, где еще продолжали сопротивление советские войска, Жуков приказал сбрасывать туда с парашюта офицеров, оружие, боеприпасы, рации. Результат: сопротивление продолжится до 23 октября, до этого срока более 30 000 человек сумеют вырваться из окружения. После быстрой проверки в НКВД их, перевооружив и переформировав, отправят на Можайскую линию, на подкрепление.