Только спустя несколько дней ее второму сыну Хамвезе удалось успокоить мать. Он знал о мстительности богини Сехмет и предполагал, что Рамозе каким-то образом оскорбил ее. Если бы он знал это до болезни, ему наверняка удалось бы смягчить богиню. Но, когда он прибыл из Мемфиса, Рамозе уже лежал при смерти.

Недавно вышедшая за него замуж единокровная сестра стала вдовой в пятнадцать лет, но она была молода, и жизнь лежала перед ней, так что боль ее была не очень глубокой. Фараон объявил траур на тридцать дней, и снова во дворец пришли «ставящие печать бога» и выполнили работу Анубиса.

Во время траура Монту взялся за принца Меренпту и попытался преподать ему уроки владения оружием в виде игры, сделав их привлекательными. Он рассказывал захватывающие истории о воинах ниу и постепенно завоевал доверие мальчика. Монту попытался объяснить необходимость упражнений:

— Дело не в том, что ты учишься обращаться с оружием, чтобы потом отправиться наемником на войну. Мужчина должен просто уметь защищать себя, даже если он принц. Если ты этого не умеешь, твои телохранители, конечно, тебя защитят, но они не будут уважать тебя. Не забывай одно: ты стоишь к трону так близко, что Амон, вероятно, может сделать тебя следующим или одним из следующих фараонов. Ты видел на примере брата, как быстро разгневанная Сехмет отсылает человека к Озирису. Завтра это может случиться с Енамом, послезавтра — с его братьями Мерире и Мери-Атумом. Тогда на очереди будешь ты, а фараон, который не умеет обращаться с оружием…

Монту сделал многозначительную паузу, и Меренпта пробормотал:

— Я это уже вижу.

Монту рассмеялся:

— Рад слышать. Знаешь что, давай возьмем колесницу. Я буду править, а ты — держаться за меня. Я думаю, это доставит тебе удовольствие.

Монту это тоже доставляло удовольствие, и, поскольку у него теперь было дело, ждать ему стало легче.

Под руками Такки дом начал изменяться. То, что раньше было несколько лучше, чем хижина из кирпичей, сделанных из нильского ила, стало теперь настоящим домом. Так как Пиай начинал работу с восходом солнца и возвращался домой только в жаркое обеденное время, Такка могла, не мешая ему, постепенно воплотить в жизнь свои представления об уютном жилище. Сначала она получила пару ведер известки и покрасила стены изнутри в несколько слоев, чтобы они стали безупречно белыми. После длительных переговоров она приобрела у нубийского торговца полдюжины ковров с простыми, но приятными узорами. Ими она украсила комнаты Пиайя: некоторые повесила на стены, другими прикрыла убогий сундук и маленький обеденный стол.

Пиай, которому редко бросалось в глаза то, что не было связано с его работой, придя с работы, в удивлении остановился.

— Да, ты это хорошо сделала, — похвалил он ее, но Такка быстро прервала его:

— Но это и стоит кое-что. Сегодня вечером придет торговец и заберет восемнадцать медных дебов. Он сначала просил тридцать, но меня просто так не проведешь.

Сначала Пиай рассердился, а затем должен был рассмеяться:

— Ты сначала могла бы спросить меня.

— Извини, господин, но эти бродячие торговцы очень быстро передвигаются. Ты сказал «да», значит, тебе понравилось.

Пиай упал в кресло:

— Кувшин вина мне бы также сейчас понравился!

Такка принесла вино и налила кубок дополна.

— Можно я скажу еще кое-что, господин?

Пиай сделал большой глоток и кивнул:

— Я уже заметила, что ты здесь важный человек, может быть, даже самый важный. Ты работаешь один над лицом Благого Бога, ты начальник местных скульпторов и художников. Такой господин, как ты, не может жить в убогой хижине, как каменотес. Почему ты не переедешь в маленький дворец на другой стороне? Он больше подошел бы твоему положению.

— Этот дом предназначен для царя, да будет он жив, здрав и могуч, если он еще раз захочет посетить свои храмы.

— А он уже был однажды здесь?

— Около года назад Богоподобный почтил нас своим присутствием вместе с Великой Царской Супругой. Он велел соорудить Малый храм в честь царицы Нефертари.

«Почему я рассказываю ей это все? — пронеслось в голове у Пиайя. — Она ведь только служанка в моем доме, а я устал».

Однако Пиай чувствовал, что рассказывать ему приятно, к тому же малышке не повредит, если она будет знать кое-что более точно.

— Так ты знаешь фараона? Ты разговаривал с ним?

— Да, я знаю Благого Бога, Такка. Привыкни, пожалуйста, если речь идет о царе, добавлять по меньшей мере через раз слова «да будет он жив, здрав и могуч». В Кеми тебе будет гораздо легче, если ты станешь обращать на это внимание. Ты и так говоришь на египетском уже намного лучше, чем большинство людей твоего племени. Ты ведь не хочешь всю свою жизнь провести на кухне или оставаться простой служанкой в доме?

— Нет, — ответила Такка убежденно, — этого я не хочу. Ты хотел бы сейчас поесть или же можешь ответить еще на несколько моих вопросов?

— Я неголоден. Спрашивай.

— Как выглядит царь, да будет он жив, здрав и могуч? Сколько ему лет, и что делают люди, когда его встречают? Я могу еще припомнить, что мой отец, а он был всего лишь вождем маленького племени, приветствовал более высокого по положению, чем он, племенного вождя. Он касался рукой земли, тер лоб, а затем обнимал вождя.

— Нет, — ответил Пиай серьезно. — Такого здесь не бывает. Фараон, да будет он жив, здрав и могуч, — священное существо, которое общается с богами. Ты могла видеть это в Малом храме на стенах. Касаться его тела строго запрещено и мгновенно карается смертью. Исключение составляют лишь люди, которым это позволено, такие как его цирюльник или лекари. Тот, кто его встречает, падает ниц и закрывает лицо. Тот, кому оказана милость аудиенции, обращается к фараону со многими его титулами. Важнейшие из них: Сын Солнца, Благой Бог, Повелитель Обеих Стран, Могучий Бык. Тот, кто общается с ним чаще, называет его Богоподобным. Что ты хочешь знать еще?

— Как выглядит его величество? Сколько у него жен? Он уже старый?

— Царь Рамзес, да будет он жив, здрав и могуч, вечно юн, хотя через несколько лет он будет праздновать Зед. У него две главные супруги, но он предпочитает царицу Нефертари, да будет она жива, здорова и благоденствует. Ты видела ее храм. Она родила царю четырех сыновей и двух дочерей.

Пиай с удивлением понял, что какое-то время не думал о Мерит, и это было очень необычно. Такка хихикнула.

— Только две супруги? У моего отца было восемнадцать…

Пиай рассмеялся:

— В Куше он был кем-то вроде маленького фараона. Однако я сказал: две главные супруги. В его гареме около трехсот наложниц, и каждый месяц добавляются новые. У царя более ста детей, а его внуков считают дюжинами.

Такка удивленно раскрыла свои темные глаза.