Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– От меня больше ничего не зависит, – очень тихо сказал Президент.
– Что? – встрепенулся переводчик. – Повторите, пожалуйста, я не расслышал.
– Ничего. – Президент уныло посмотрел на своих мрачных решительных гостей, которые со вчерашнего вечера задействовали все возможные дипломатические каналы, деньги и лоббистские схемы, чтобы добиться этой встречи. – Скажите им, что я подумаю.
* * *
Третий день фестиваля начался как обычно, только на сей раз на рассвете звучал Стравинский.
А в десять утра музыкальный руководитель Лондонской Королевской оперы Антонио Паппано в эфире BBC объявил, что Королевская опера, она же театр Ковент-Гарден, в этот самый момент присоединяется к фестивалю «Славянский мир» и отныне становится круглосуточной концертной площадкой, на которой, помимо оперной труппы, могут также выступать все музыкальные коллективы Великобритании.
Ровно через час случился обвал. Информагентства максимально сократили перерывы между выпусками и по очереди включали интервью с руководителями и фронтменами оперных и симфонических коллективов, этногрупп, рок-команд, музыкальных театров и концертных площадок. Технически организовать видеосообщения удавалось не всегда, и тогда студийные ведущие просто зачитывали длинные списки новых участников фестиваля и давали перечень бегущей строкой.
К полудню к фестивалю присоединились Шведская Королевская опера, Сиднейская опера, Финская национальная опера, Королевский театр Дании, Метрополитен-опера, Итальянский театр Maggio Musicale Fiorentino, Оперный театр Гетеборга, Нью-Йоркская городская опера, Ла Скала, Театр оперы и балета Азербайджана, Израильский симфонический оркестр Рашон ле Циона и Культурный центр имени Ататюрка в Стамбуле.
В полдень тележурналист Яна Филатова провела плановое включение в эфир, и арт-директор фестиваля «Славянский мир» Давор Тодорович сердечно поблагодарил коллег за поддержку фестиваля, а главное – за поддержку идеи славянского мира, который именно таким он себе и представлял.
Еще через час пресс-служба Ватикана объявила о разворачивании большой концертной площадки на площади Святого Петра.
К концу дня практически во всем мире – везде, где только было возможно, – музыка звучала, не прерываясь ни на минуту.
А к восьми вечера, как и вчера, и позавчера, в скверик возле площади пришел Владимир Тимофеевич, профессор и культуролог, сел на пенек вдали от посторонних глаз и стал играть на флейте, глядя прямо перед собой. Он видел серые ионические колонны драмтеатра, круглую афишную тумбу, вечерние перистые облака и еще что-то далеко впереди, за границей света.
* * *
В три часа ночи Виктор Александрович проснулся от настойчивого телефонного звонка. Он испугался, что это звонит с дачи Настена – что-то случилось с внуком, и пока спросонья искал в темноте трубку и выключатель ночника одновременно, успел напридумывать бог знает что. Звонил водитель министра.
– Сейчас? – удивился, выслушав его, Виктор.
– Да-да, – подтвердил тот, – прямо сейчас.
Пока он одевался, что-то сгущались у него в груди, а садясь в машину, уже чувствовал такую тяжесть, как будто проглотил кирпич. Он был в хороших отношениях с министром, и тот любил консультироваться с ним по всем вопросам, которые выходят за рамки стандартных ситуаций и нормативных предписаний, но ночной вызов к министру на дачу – это что-то из времен Карибского кризиса, думал Виктор. Что-то совсем из ряда вон выходящее.
В три часа ночи министр МЧС, в полном соответствии с известным анекдотом, был гладко выбрит и до синевы пьян.
– Два часа назад, – еле ворочая языком, сказал он, – я вернулся из этой… да ты садись… из этой богадельни… фу-у… Я за два часа выпил литр. Литр!
– Что происходит? – спросил Виктор.
– Ух, тяжело. Скажи, как мне задать вопрос Господу Богу и получить внемя… вменяемый ответ?
– Совершенствуя практику молитвы, – ответил Виктор. – Это в части постановки вопроса. А вот насчет способов получения ответа – не знаю…
– Я был в секретариате президента, – продолжал министр. – Президент отдал приказ… Э… да, приказ. Но он, может, даже сам не знает, что отдал приказ? Его самого там не было. А завтра нам Левитан скажет по радио: «Медицинское заключение о болезни и смерти Иосифа Виссарионовича Сталина…» Восемь сбоку – ваших нет.
– Какого Сталина? – вздохнул Виктор. – Какой приказ?
– О ликвидации. – Министр начертал рукой в воздухе сложную кривую. – Два дня на поиски технического решения… Культурные ценности желательно сохранить. Иначе нас не поймет человечество. Только оно нас и так не поймет! Потому что само не знает, чего хочет. Сказали, что он не выдержал давления… извне. Вот такие говняные обстоятельства. Я как русский офицер… украинский то есть… должен застрелиться. А я не могу…
В четыре часа утра Иванна получила эсэмэску от Виктора.
«Два дня», – сообщил он ей.
Она поняла.
* * *
Давор писал симфонию. Для этого он попросил всех исчезнуть, сгинуть, раствориться и не трогать его часов десять. Через четыре часа он позвонил Алану и попросил немедленно найти Иванну. Искать ее долго не пришлось – та лежала у себя в номере и смотрела в потолок.
– Ты мне нужна, – сказал он. – Меня мне уже не хватает. Нужна еще ты.
– Я и так с тобой, – ответила она.
Давор сидел на кровати, широко расставив ноги, крепко уперевшись локтями в колени и сцепив руки под подбородком.
– У меня к тебе важный вопрос, – напряженно заговорил он. – Каким образом ты удерживаешь границы? Когда тебе надо держать сразу многое… Черт, у меня что-то с русским языком… Когда тебе приходится удерживать масштаб, ты границы как видишь?
За окном шел медленный ленивый дождь, мокрая ветка вишни бесшумно проникла прямо в комнату сквозь приоткрытое окно и теперь стряхивала капли на подоконник.
Иванна перестала чувствовать время. Они сидели спина к спине, но в то же время как бы и двигались, плыли и перемещались в вязкой среде, и предметы вокруг хоть и были реальностью, но одновременно стали предельно условными, потому что реальность больше не имела такого веса, не являлась бесспорной и необходимой.
– Я, как правило, вижу идеальные границы, – пояснила Иванна. – Произвожу идеализацию и идеальные границы вижу, удерживаю. Но я не очень это понимаю, там есть какая-то физика. Потому что иногда все выглядит, как будто держишь края большого зонта, чтобы ветер не вывернул его наизнанку…
– Как тонкий каркас парусиновой крыши, – кивнул Давор.
– А физические границы я держать не могу.
– Подожди, подожди…
– Попробуй удержать физические границы – и тебя разорвет. Если только не…
– Переозначение, – перебил Давор. – Вторичная идеализация. Я подумал… Ты меня слышишь? Может, там возможна оболочка…