– Ну и что ты думаешь теперь? – Сара Бет как-то по-особенному выделила последнее слово. – Как ты представляешь ее поступок с высоты своего нынешнего… положения?

– Теперь я думаю, мама поступила так, потому что она думала – так будет лучше для меня. Себя она считала привидением, тенью, человеком, который давно умер, но по какой-то причине остался не похоронен. Конечно, я ничего не знаю наверняка, но могу догадываться, что она очень тосковала по папе, и эта тоска понемногу вытянула из нее все, что́ в ней было живого. Одиночество и тоска разъедали ее душу и разум, как рак разъедает тело, так что умерла она задолго до того, как ноги привели ее к мосту через Таллахатчи. И теперь, после того как я встретила Джона, я хорошо ее понимаю.

Мой взгляд упал на тарелку, стоявшую на ночном столике рядом с кроватью. На ней лежали яблоко и нож. Их принесла тетя Луиза на случай, если я проголодаюсь. Яблоко было довольно жестким, а нож – острым, поэтому при попытке отрезать кусочек я сразу порезалась. Нажимать на нож раненым пальцем было больно, поэтому яблоко осталось почти нетронутым, да и есть мне, честно говоря, совсем не хотелось. Дело было в другом… Я представила, как тетя поднимается ко мне в спальню, чтобы принести мне поесть, чтобы взбить мне подушки или накрыть меня одеялом, если мне вдруг станет холодно. Сколько я себя помнила, ей всегда удавалось угадать, в чем я нуждаюсь, задолго до того, как я сама это осознавала. Мы никогда не говорили на эту тему, но я подозревала, что тете всегда хотелось иметь собственную дочь и что она, наверное, очень расстраивалась, когда так и не смогла забеременеть после того, как родила Уилли. И только сейчас я поняла, что неисповедимая судьба свела меня и тетю, чтобы каждая из нас заполнила зияющую пустоту в душе другой.

– Я уверена, – продолжала я, – мама считала, что тетя Луиза сможет стать для меня именно такой матерью, какая мне нужна, – гораздо лучшей, чем была моя родная мать, которая уже не могла сражаться со своей болезнью. Но я знаю, что она любила меня всеми силами, которые у нее еще оставались.

Я замолчала и только смотрела на Сару Бет. Мне казалось, подруга должна понять – я буду молчать до тех пор, пока она не расскажет, что́ ответила мать на ее вопрос о семейной Библии. И в конце концов Сара Бет заговорила:

– Те пятеро младенцев, имена которых мы с тобой видели на могильных камнях и в Библии, действительно мои братья и сестры. Все они умерли через считаные дни после рождения. Врачи не могли объяснить маме, в чем дело, и она продолжала свои попытки до тех пор, пока один доктор, самый главный, не сказал ей, что все бесполезно и что она только погубит себя…

– Но потом, десять лет спустя, она родила тебя! – не выдержала я. – Значит, тот умный доктор ошибся?

Сара Бет недобро сощурилась.

– Не совсем.

После этого мы обе долго молчали. Дождь барабанил по крыше, стучал в окно, и этот звук неожиданно показался мне похожим на голоса всех этих мертвых младенцев. Потом я подумала о трех своих малышах, которые так и не появились на свет, и о том, как мне повезло, что я забеременела снова и что на этот раз я смогу родить. Во всяком случае, своего четвертого ребенка – свою дочь! – я уже носила дольше, чем всех остальных, и это казалось мне хорошим признаком.

Но что имела в виду Сара Бет, когда сказала, что врач «не совсем» ошибся? Через минуту я это узнала.

– За год до моего рождения мама поехала в Новый Орлеан, чтобы пожить у родных и заодно показаться еще одному врачу, поскольку ей что-то нездоровилось. Так, во всяком случае, она сказала своим здешним знакомым. На самом деле в Новом Орлеане она отправилась в приют для одиноких матерей. Его содержали те же монахини, которые когда-то учили ее грамоте, и у мамы были там хорошие связи. Именно там она нашла меня… Когда мама вернулась в Индиэн Маунд, она сказала всем, что я – ее настоящий ребенок и что я выжила потому, что в Новом Орлеане врачи лучше.

– Ну хорошо, – проговорила я, несколько ошеломленная услышанным. – Но почему твои родители все-таки не вписали твое имя в семейную Библию? Ведь ты все равно их дочь… такая же родная, как если бы миссис Хитмен родила тебя на самом деле!

Сара Бет слабо улыбнулась.

– Ты будешь смеяться, но именно такой вопрос я задала маме. – Она протянула руку и взяла со столика яблоко. – Мама ответила, что просто забыла, но мы обе отлично знаем, что моя мать за всю свою жизнь не забыла и не упустила из вида ни одной мелочи.

Я с некоторым страхом следила за тем, как Сара Бет вертит в руках нож, пробуя лезвие кончиком пальца.

– Осторожней, он очень острый. Я уже порезалась, – предупредила я и показала подруге пострадавший палец, который я завязала платком. На платке уже проступило крошечное пятнышко крови, которая в полутьме казалась черной.

Сара Бет положила нож на колени и наклонилась ближе.

– Дай посмотреть.

Ее просьба не особенно меня удивила. Насколько я помнила, Сара Бет всегда питала нездоровый интерес к крови и смерти – к раздавленным лягушкам, к канюкам, сидящим на тушах павших животных, и к тому подобным вещам. Однажды зимой она потащила меня с собой в болота, которые, к счастью, частично пересохли, чтобы посмотреть на дохлого кабана, над которым, словно указательный знак, кружились падальщики. Когда мы добрались до места, мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть, как канюки и мухи сражаются друг с другом за кусочки темно-красного сырого мяса, но Сара Бет смотрела на это как зачарованная. Мне удалось увести ее оттуда, когда солнце уже почти село, да и то только потому, что даже Сара побаивалась бродить по болотам после наступления темноты.

Я развернула платок, и Сара Бет, держа мою руку двумя пальцами, поднесла ее поближе к глазам, словно она была хирургом и собиралась наложить на мою рану швы.

– Порез неглубокий, – сказала она деловито. – Просто он свежий и поэтому выглядит не очень хорошо, но к завтрашнему утру он уже начнет подживать. – С этими словами она с силой сжала мой палец, и из ранки выкатились две большие капли крови. Мне было больно, и я попыталась отдернуть руку, но Сара держала крепко. Еще несколько секунд она смотрела, как кровь стекает по моему пальцу, и только потом отпустила.

– Вот, гляди… – проговорила она, словно не заметив, что сделала мне больно. С этими словами Сара Бет взяла нож и вонзила его острый кончик себе в палец. За окном снова сверкнула молния, и тут же, как по команде, включилась настольная лампа. В ее желтоватом свете я увидела рубиновую каплю, сбегавшую по бледной коже.

Сара Бет уронила нож на пол.

– Видишь? – спросила она и сунула раненый палец мне под нос. – Видишь?!

Я оттолкнула ее руку в сторону. Я не понимала, чего Сара Бет от меня хочет.

– Что я должна увидеть? – спросила я, начиная закипать. Красные капли падали на мою кровать и расплывались на простыне.

– Моя кровь… Она такого же цвета, как у тебя.

Я сунула свой палец в рот и почувствовала на языке медный привкус.