Теперь сторонники Кирилловской линии Романовых, представители которой объявляют себя законными наследниками Российского престола, пытаются опровергнуть всё, что могло бы дискредитировать Великого князя Кирилла Владимировича. Сам он в своих мемуарах объяснил этот приход в Думу желанием спасти своё воинское подразделение от развала и попытаться сохранить монархию (!). «Кирилловцы» ныне утверждают, что не было ни газетных интервью, придуманных журналистами, ни пресловутого красного банта, а шёл Великий князь в Таврический дворец (факт этого прихода отрицать было бы уж совсем невозможно) исключительно из высоких патриотических соображений. Но многие люди в тогдашней России и позднее в эмиграции однозначно считали, что своими действиями Великий князь предал императора и его семью и лишь способствовал падению монархии в России. У императрицы Александры Фёдоровны также не было на этот счёт ни малейших сомнений. 3 марта 1917 года она писала Николаю: «В городе муж Даки (т. е. Кирилл Владимирович. – Е.П.) отвратительно себя ведёт, хоть и притворяется, будто старается для монарха и родины».

Великий князь Кирилл Владимирович с офицерами и матросами Гвардейского экипажа

Особенное значение приобрела вся эта история, когда в эмиграции Кирилл Владимирович заявил о своих правах на престол. Ещё в июне 1917 года он с дочерьми спокойно перебрался в Финляндию, затем к ним присоединилась Виктория Фёдоровна, и все вместе они жили в поместье Хайкко близ города Борго, недалеко от Гельсингфорса (Хельсинки). Единственный из Романовых, Кирилл поступил крайне предусмотрительно – благополучно уехал подальше от охваченных революционными событиями столиц. Потом, правда, романовский «летописец» Великий князь Александр Михайлович в своих мемуарах нарисовал абсолютно фантастическую картину «бегства» Кирилла из Петрограда. Якобы он бежал с двумя девочками-дочерьми по льду Финского залива, чуть ли не держа на руках беременную сыном Владимиром Викторию Фёдоровну, а за ними по пятам гнались большевистские разъезды. Конечно, ничего общего с действительностью этот рассказ не имеет.

В Финляндии Кирилл прожил несколько лет. Потом это объясняли его желанием быть поближе к России. Ситуация и в самом деле оставалась крайне нестабильной. В любой момент перевес сил мог оказаться на стороне противников большевиков, и тогда вновь могла возникнуть монархическая идея. А Кирилл, как мы помним, являлся следующим в порядке династического старшинства после убитых Николая II, цесаревича Алексея и Великого князя Михаила Александровича, поэтому в случае чего должен был всегда находиться рядом. Точно так же, кстати, поступила и его мать, остановившаяся на Северном Кавказе, в одном из районов, подконтрольных Белому движению. Но Кирилл всё же сильно рисковал, ведь в Финляндии тоже орудовали «свои» красные, и в конце концов уехал с семьёй в Западную Европу. Здесь он жил сначала в Швейцарии, а потом в Германии и во Франции, купив небольшое поместье в городке Сен-Бриак в Бретани.

26 июля (8 августа по новому стилю) 1922 года он издал Акт о принятии Блюстительства Императорского престола. Поскольку судьба Николая II, его семьи и Михаила Александровича ещё не была точно известна, Кирилл Владимирович решил временно возглавить призрачную империю на правах Местоблюстителя. А через два года, 31 августа (13 сентября по новому стилю) 1924 года, специальным манифестом он принял титул Императора Всероссийского:

«…Осенив Себя Крестным знамением, объявляю всему Народу Русскому:

Надежда наша, что сохранилась драгоценная жизнь Государя Императора Николая Александровича, или Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, или Великого Князя Михаила Александровича, не осуществилась…

Российские Законы о Престолонаследии не допускают, чтобы Императорский Престол оставался праздным после установленной смерти предшествующего Императора и Его ближайших Наследников.

Также по Закону нашему новый Император становится таковым в силу самого Закона о Наследии.

Наступивший же вновь небывалый голод и несущиеся с Родины отчаянные мольбы о помощи повелительно требуют возглавления дела спасения России Высшим Законным, внесословным и внепартийным авторитетом.

А посему Я, Старший в Роде Царском, Единственный Законный Правопреемник Российского Императорского Престола, принимаю принадлежащий Мне непререкаемо титул Императора Всероссийского.

Сына Моего, Князя Владимира Кирилловича, провозглашаю Наследником Престола с присвоением Ему титула Великого Князя Наследника и Цесаревича.

Обещаюсь и клянусь свято блюсти Веру Православную и Российские Основные Законы о престолонаследии, обязуюсь нерушимо охранять права всех вероисповеданий.

Народ Русский велик и наделён обильными дарами ума и сердца, но впал в страшную беду и несчастье. Великие испытания, ниспосланные ему Богом, да очистят Его и приведут к светлому будущему, возобновив и закрепив перед Всевышним священный союз Царя и Народа».

Отношение к этому акту в эмиграции было неоднозначным. Большинство членов династии поддержали его. Признали за Кириллом императорский титул и иерархи Русской Православной Церкви за границей. В то же время барон П.Н. Врангель и возглавлявшийся им Русский Общевоинский союз категорически отказались поддержать Кирилла. Своим верховным вождём они считали наиболее авторитетного на тот момент из Романовых – Великого князя Николая Николаевича младшего. Военная эмиграция отвернулась от новоявленного императора. Некоторые монархисты также отказали Кириллу в доверии. В.В. Шульгин назвал его действия «кобургским самопровозглашением» и ещё резче «оперой» (так он именовал любые с его точки зрения несерьёзные вещи). Очень большое значение имело мнение императрицы Марии Фёдоровны, поэтому Кирилл направил ей следующее письмо:

«Дорогая Тётя Минни!

Из побуждения только Моей совести Я издал прилагаемый Манифест.

Если осуществится чудо, в которое Ты веришь, что возлюбленные Сыновья Твои и Внук остались живы, то Я первый и немедленно объявлю Себя верноподданным Моего Законного Государя и повергну всё Мною содеянное к Его стопам.

Ты взошла на Престол во дни самой яркой русской славы, как Сподвижница одного из Великих наших Императоров, и Ты должна Мне дать Своё благословение ныне, когда Я принимаю на себя тяжелые обязанности Царского служения, прерванного великой русской смутой и при низверженном Престоле и попранной России.

При таких тяжелых условиях Я принимаю только обязанности Сына Твоего, и отныне Моя жизнь будет одним долгим мученичеством.

Я припадаю к Твоим стопам с сыновней любовью. Не оставь Меня в труднейшую минуту Моей жизни, в минуту, подобной которой не переживал ни один из наших Предков».

Письмо с призывом о примирении отправил Кирилл и Николаю Николаевичу. Написала последнему и Мария Фёдоровна:

«Ваше Императорское Высочество!

Болезненно сжалось сердце Моё, когда Я прочитала манифест Великого Князя Кирилла Владимировича, объявившего себя Императором Всероссийским.

До сих пор нет точных известий о судьбе Моих возлюбленных Сыновей и Внука, а потому появление нового Императора Я считаю преждевременным. Нет ещё человека, который мог бы погасить во Мне последний луч надежды.