Был август, и днем столбик термометра подбирался к отметке сорок. Как назло, в зале суда сломался кондиционер, а от судьи Вагнера, когда он потел, воняло нафталином и грязными носками.

Джордан уже снял пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки под галстуком. Даже Диана, хотя он втайне подозревал, что она — одна из степфордских роботов,[24]завернула волосы в узел и заколола карандашом.

— Ну, что там у нас? — спросил судья Вагнер.

— Присяжный номер шесть миллионов семьсот тридцать тысяч, — пробормотал Джордан.

— Присяжный номер восемьдесят восемь, — объявил пристав.

На этот раз это был мужчина в брюках цвета хаки и в рубашке с короткими рукавами. У него были редеющие волосы, мокасины и обручальное кольцо. Джордан отметил все это в своем блокноте.

Диана встала и представилась, а затем начала задавать свой список вопросов. Ответы должны были определить, есть ли причина отказаться от кандидатуры этого человека — например, если у него есть дети, которые погибли в Стерлинг Хай, значит, он не сможет сохранять объективность. Если же такой причины нет, Диана могла использовать одну из своих черных меток, чтобы отстранить этого присяжного. У нее и у Джордана было по пятнадцать шансов отклонить кандидатуру потенциального присяжного без видимых причин. Диана уже использовала один против низкорослого лысого тихого программиста, а Джордан отказался от бывшего служащего военно-морских сил.

— Чем вы занимаетесь, мистер Олстроп? — спросила Диана.

— Я архитектор.

— Вы женаты?

— В октябре будет двадцать лет.

— У вас есть дети?

— Двое, сыну четырнадцать лет и дочери девятнадцать.

— Они ходят в государственную школу?

— Сын, да. А дочь учится в колледже, в Принстоне, гордо ответил он.

— Вам что-то известно об этом деле?

Джордан знал, что положительный ответ не отменит его кандидатуру. Главное, верит он или нет тому, что говорят в прессе.

— Ну, только то, что я читал в газетах, — сказал Олстроп, и Джордан прикрыл глаза.

— Вы читаете одну и ту же газету каждый день?

— Раньше я читал «Юнион лидер», — сказал он, — но их статьи выводили меня из себя. Теперь я стараюсь читать хотя бы «Нью-Йорк таймс».

Джордан принял это к сведению. «Юнион лидер» была известна своей консервативностью, а «Нью-Йорк таймс» — либеральностью.

— А как насчет телевиденья? — спросила Диана. — у вас есть любимые телепередачи?

Вряд ли кому понравится присяжный, который по десять часов в день смотрит судебный канал. Также не хочется, чтобы присяжный обожал шоу Пи-ви Хермана.

— «Шестьдесят минут», — ответил Олстроп, — и «Симпсоны».

«Наконец-то, — подумал Джордан, — нормальный человек».

Он встал, когда Диана закончила задавать свои вопросы и уступила место ему.

— Вы помните, что вы читали об этом деле? — спросил он.

Олстроп пожал плечами.

— Что в школе стреляли и обвиняется в этом один из учеников.

— Вы знали кого-нибудь из учеников школы?

— Нет.

— Вы знакомы с кем-либо из тех, кто работает в Стерлинг Хай?

Олстроп покачал головой:

— Нет.

Джордан подошел к нему почти вплотную.

— В этом штате действует правило, которое разрешает поворачивать направо на красный свет, если вы сначала остановитесь на красный. Вам это известно?

— Конечно, — ответил Олстроп.

— А если бы судья сказал вам, что нельзя поворачивать направо на красный, а нужно ждать, пока загорится зеленый, даже если бы перед вами был знак, на котором ясно написано «Правый поворот на красный». Что бы вы сделали?

Олстроп посмотрел на судью Вагнера.

— Наверное, сделал бы так, как он говорит.

Джордан улыбнулся про себя. Ему было наплевать на то, как Олстроп водит машину — этот вопрос был специально рассчитан на то, чтобы отсеять людей, неспособных действовать вне правил. На этом судебном процессе будет не только информация, воспринимаемая на интуитивном уровне. Поэтому ему в жюри нужны люди с достаточно широкими взглядами, чтобы понимать: правила не всегда такие, какими кажутся, ему нужны люди, которые услышат новые правила и смогут им последовать.

Когда он закончил со своими вопросами, они с Дианой подошли к судье.

— Есть ли причины, чтобы отстранить этого присяжного от слушания? — спросил судья Вагнер.

— Нет, Ваша честь, — сказала Диана, и Джордан отрицательно покачал головой.

— Значит?

Диана кивнула. Джордан посмотрел на мужчину, который все еще сидел на месте свидетеля.

— Мне он подходит, — сказал он.

Проснувшись, Алекс притворилась, что все еще спит. Приоткрыв глаза, она смотрела на мужчину, растянувшегося на второй половине ее кровати. Эти отношения, длившиеся уже месяц, оставались для нее такой же загадкой, как и созвездие веснушек на плече Патрика, изгиб его спины, зачаровывающий контраст его черных волос на белой простыне. Казалось, он заполнил собой всю ее жизнь. Она обнаруживала его рубащки в корзине со своим бельем, запах его шампуня на своей подушке, она снимала трубку, собираясь ему позвонить, и оказывалось, что он уже звонит ей. Алекс слишком долго была одна. Она была практичной, решительной, принципиальной (кого она пытается обмануть… все это только эвфемизмы, описывающие ее истинную сущность: она была упрямой) и поэтому ду. мала, что такая внезапная атака на ее личное пространство будет раздражать. Но оказалось, что она, наоборот, чувствовала себя потерянной, когда Патрика не было рядом, как моряк, который после месяцев, проведенных в море, наконец-то вышел на берег и все еще чувствует волны океана под ногами, даже когда их там нет.

— Ты же знаешь, что я чувствую, когда ты смотришь, — пробормотал Патрик. Ленивая улыбка осветила его лицо, но глаза были все еще закрыты.

Алекс наклонилась над ним, ее рука скользнула под одеяло.

— Что ты чувствуешь?

— Я чувствую все.

Быстрым движением он перехватил ее руку за запястье и притянул ее под себя. Его глаза, мягкие после сна, были светло-голубыми и напомнили Алекс льды северных морей. Он поцеловал ее, и она обвила его тело.

Вдруг ее глаза резко распахнулись.

— Черт, — проговорила она.

— Вообще-то я не это собирался…

— Ты знаешь, который час?

Они опустили жалюзи в ее спальне из-за ярко светившей этой ночью луны. Но сейчас солнечный свет пробивался сквозь тонкую щель над подоконником. Алекс слышала, как Джози гремит кастрюлями внизу на кухне.