Завадский обернулся и увидел группу братьев с тунгусами, бегущих за телегами примерно в двадцати метрах. С ними были Киприан и Данила. Филипп вспомнил об оружейном арсенале на второй повозке. Неподалеку задалось сено на телеге и теперь полыхало уже вместе с ней, демаскируя в том числе и его верного охранника.

– Данила! Сюда! – крикнул ему Филипп.

Данила повернул голову, Завадский увидел его ищущий взгляд.

– Сюда!

Данила, наконец, увидел их, ухватился за кузов, прыгнул плашмя на телегу, укрываясь от пуль, соскочил с другой стороны и вдруг замер.

– Данила!

В очередном сонме вспышек, Филипп увидел, как кровавое пятно расползается у него на груди. Он опустился на колени.

– Уходим, – шепнул Бес.

– Нет, заберем! Заберем брата! – потерял самообладание Завадский.

– До него не добраться, Филипп, онамо все на виду. Убьют!

Антон с Бесом буквально потащили его.

– Надо ристать, брат! Живо!

Филипп последний раз обернулся, но не увидел Данилы – он уже упал и только тунгусы на его месте отчаянно рубились своими пальмами с набежавшими казаками. Завадский взял себя в руки и последовал за лучшими своими бойцами.

Бежали согнувшись в кромешной тьме за Антоном. Филипп вспомнил как они с ним ходили спасать братьев после встречи с медведем и как он также уверенно ориентировался тогда во тьме, будто кошка. Пару раз он замирал, указывал вперед или в сторону и Бес, достав свой топорик, уходил крадучись во тьму, а после душной возни, Завадский наблюдал только результат его работы – трупы заблудившихся стрельцов и казаков.

Благодаря тыловой атаке Бакановского отряда, кромешной темноте и кое-каким ошибкам противника (главным образом – отсутствию лошадей, превратившему незначительные полверсты с обеих сторон в приличное расстояние) некоторым людям Филиппа удалось разбежаться по долине и пользуясь суетой, мраком, большим пространством и небольшим укрытиям вроде камней, кустов и перелесков спасти себе жизни – по крайней мере в первые минуты после нападения. На севере велась вязкая перестрелка – возможно кому-то даже удалось уйти и на лошадях.

Филипп, Антон и Бес уходили на северо-запад. Они уже не летели во весь опор, а перемещались перебежками. Спрятавшись в очередном перелеске, Антон крутил головой – прислушивался и после жестом давал сигнал Бесу. Филипп слышал крики и выстрелы, но только на севере. Позади звучали лишь редкие одиночные выстрелы, разносимые эхом по долине.

– Добивают раненых. – Сообщил Антон со знанием дела.

Филипп молча на него посмотрел.

Присев у очередного кустарника, они услышали грохот и сразу увидели, как на севере примерно в двух верстах над деревьями вспыхнуло зарево. Грибовидный дым, освещаемый им поднимался к небу. Следом раздалась серия хлопков, напомнивших Завадскому звуки новогодних салютов.

Антон поднял руку. Смотрел он куда-то в кустарники в трех метрах слева, затем медленно, будто опасаясь поколебать воздух, повернул голову. Бес вопросительно задрал подбородок. Антон показал ему два пальца и потряс ими перед своим горлом. Филипп догадался – в кустах прячутся двое, но один возможно ранен.

Бес перехватил свой топор поудобнее и неслышно растворился во мраке. Через несколько секунд из кустов раздался вскрик, похожий на заячий. Филипп увидел, как Бес вытолкнул оттуда тощего юношу, в котором Завадский сразу узнал Тишку. Парень упал на спину, с ужасом глядя на Беса. Филипп помнил, что этот малолетний «Кулибин» ехал где-то в конце обоза с механиком Феоктистом.

Тишка был до смерти напуган, несмотря на то, что он узнал уже и Беса и даже Филиппа с Антоном – его сильно трясло и даже губы его дрожали, а круглое лицо его белело во тьме как северная луна.

– Как ты сюда забрался? – спросил у него удивленный Филипп.

– Телегу скопытило, господин, лошадей убило. – Судорожно зашептал Тишка. – Феоктист мя потащил, сам инда не помню яко бежали. Токмо уранили дядьку Феоктистку…

Завадский поднял глаза на Беса – тот по привычке тряхнул головой и сказал:

– Помер он, онамо в кустах лежит, в спину саданули с мушкета.

Антон перекрестился и вдруг замер, посмотрел в перемигивающуюся тьму, от которой они бежали. На этот раз Филипп и сам услышал – голоса выделились из общей массы и звучали недалеко – где-то в пятидесяти-шестидесяти метрах.

Антон приложил палец к губам и указал на темную полосу леса, над которым зубрилась осыпанная огоньками горная гряда. Филипп кивнул, и четверка скрылась во мраке.

***

Савка и Аким, правившие последней и предпоследней телегами, когда все началось, быстро сообразили, что делать. Им повезло, что Филипп отрядил на охрану опиума приличное количество бойцов. Их охраняли десяток конников и еще дюжина стрелков сидели на двух повозках впереди. Эти двое не потеряли самообладание еще отчасти и потому, что основной бой на себя приняли разведотряд и главное боевое охранение. Стрелковый бой завязался где-то в полутора сотнях саженей впереди, да под аккомпанемент перестрелки, устроенной отрядом Бакана у самых гор.

Лошади поначалу испугались, но опытные конники удержали их.

– Вороти! – крикнул Савка, лихо по малой дуге оборачивая свою последнюю телегу. Вооруженные конники промчали мимо, рассредоточились, прикрывая их.

Аким быстро вошел в роль командира, только целью его был отнюдь не бой, а спасение товара. Когда кто-то из пеших спрыгнув с телег побежал было к валунам впереди, чтобы помогать братьям глубже увязшим в засадных клещах, он заорал как резаный:

– А ну сюда черти окаянные! Спасай товар! Швыряй на едину телегу!

И даже затопал ногами. После чего побежал к Савке, который уже сам перебрасывал мешки с опиумом на свою повозку. Думали они одинаково и не спасовали. При помощи набежавших бойцов перебросали мешки за полминуты, после чего Аким и Савка вдвоем запрыгнули на передок телеги, груженой опиумом и управляя хорошими ломовыми помчали назад. Оставшиеся братья с тунгусами перевернули опустевшие телеги, попрятались за ними, а также за небольшими валунами у тропы и отстреливались, пресекая попытки стрельцов подступить к ним. Они тоже понесли потери, но половине удалось спастись и главное – дать время Акиму с Савкой увезти опиум на приличное расстояние. Именно этот своеобразный опорный пункт сопротивлялся дольше всех, так что Рогаткин, в конце концов заподозривший, что обороняющиеся здесь так активны неспроста, приказал использовать пушки.

***

Утро занималось погожее, тихое, солнечное – как это часто бывает после кровавых битв и казней. Над озерцом стелился туман, позолоченный взошедшим над расселиной солнцем. Безоблачное небо слепило обманчивой пылью, рассыпало на горы зеленоватую каурку. Ржавел на сопках безмолвный лес.