Вот тогда-то и состоялось тайное соглашение между чешскими руководителями, так называемым Чешским национальным комитетом, и русскими полубольшевиками, оставшимися тогда в Сибири в виде партии эсэров и сумевшими захватить в свои руки такие необходимые для жизни общественные органы, как кооперативы. Это соглашение перекинулось незримыми нитями из Сибири к большевикам, в Москву.

План предательства этим комплотом, зачатым Масариком еще в Киеве осенью 1917 года, заключался в следующем: чехи будут всемерно содействовать свержению правительства адмирала Колчака и переходу власти в руки партии эсеров (полубольшевиков), за что получат право вывоза всех своих грузов и ценностей, награбленных на Волге, на Урале и в Сибири. Такова основа соглашения. Рука руку моет…

Все это в то время проделывалось, понятно, в глубокой тайне; тогда мы не могли установить деталей и времени этого дьявольского плана, мы только угадывали его; лишь перед немногими государственными людьми тогдашней России ясно вырисовывалась нависшая смертельная опасность от «братцев»-чехов. Теперь, post factum, это ясно каждому, кто возьмет на себя труд познакомиться с событиями, происходившими в далекой Сибири в годы 1918–1920, кто отнесется к этим событиям объективно и добросовестно.

Объяснение сродства и той близости, что установились между чешскими политиканами и русскими полубольшевиками, мы находим и в книгах Масарика и Бенеша. Последний указывает и на истоки этой дружбы висельников. Вот что пишет он:[46] «Пребывание в Париже привело меня в круг русских революционеров 1905 года, которые произвели на меня глубокое впечатление. В годы 1900 и 1907 я вращался в обществе этих революционеров и был членом их союза. По возвращении в Прагу я оставался в связи с ними».

В сущности, полное соглашение между русскими полубольшевиками и чехами установилось давно, с первых дней революции, с марта 1917 года. С той поры велась и общая их разрушительная работа, направленная во вред России. Обе стороны боялись, что отечество наше встанет из революционных обломков и протянет руку Германии, протянет крепко, честно и напрочно, по-русски.

Бенеш, стоявший все время мировой войны у самого котла большой чешской интриги, отмечает,[47] какой страх царил во Франции в правительственных и общественных кругах в конце 1917 года и в начале 1918, – что Германия приложит все силы к соглашению и соединению с «новой Россией», то есть с той, которая должна была образоваться тогда же, после большевиков, на место царской России, рухнувшей в обломках революции. И дальше: какое облегчение испытывал Париж, когда его опасения не оправдались!..

Другой заправила интриги, старый Масарик, пытался это чувство страха в союзниках снова пробудить и усилить. В его книге[48] приведен меморандум, который он подал союзникам 10 апреля 1918 года в Токио, по возвращении своем из России. В пункте I Масарик советует союзникам признать большевицкое правительство de jure и de facto и даже поддерживать его. Дальнейшие 12 пунктов заключают обоснование к этому; в них чешский политикан призывает союзников к борьбе с Германией и Австро-Венгрией на русской почве, – выставляя как пугало, что германские агенты завладеют постепенно в России всем, начиная от промышленных акций и кончая прессой.

* * *

Союзники России, приехавшие помогать нам против большевиков, образовали железнодорожный комитет, который взял на себя явочным порядком регулировку вопросов эксплуатации дороги и движения на всем участке, от Омска до Владивостока. И хотя зачастую русские интересы, даже интересы боевого фронта, приносились в жертву различным интернациональным целям, которыми была пропитана вся интервенция 1918–1919 годов, русскому министру путей сообщения приходилось подчиняться.

Дело в том, что Сибирь не располагала ни одним заводом для постройки паровозов, вагонов и запасных частей. Все это заказанное и частью оплаченное еще царским правительством в Соединенных Штатах и Канаде было теперь обещано доставить и передать правительству адмирала Колчака. Во Владивосток прибыло большое количество запасных частей, осей и колес, несколько паровозов. Интернациональный железнодорожный комитет выдавал все это русскому министру путей сообщения, при условии его подчинения распоряжениям комитета. Можно видеть на одном примере чехов, как подобные отношения вредно отзывались на деле, как сильно мешали работе и вредили русским интересам.

Ведь только на этой почве наши бывшие военнопленные, составившие в 1917 году «союзные» войска чешские, а затем польские, румынские и т. п., захватили в свои руки огромное количество подвижного состава. Только за тремя чешскими дивизиями числилось 20 тысяч вагонов!

Исключительно лишь вооруженной силой можно было заставить этих «интервентов» вернуть захваченные паровозы и вагоны. А все русские войска были отвлечены на фронте, где с каждым месяцем борьба становилась интенсивнее, упорнее, тяжелее. Русским железнодорожникам приходилось принять факт этого ограбления и изворачиваться тем подвижным составом, который оставался в распоряжении русского министра путей сообщения.

Сибирская магистраль тянется на тысячи верст и проходит густою тайгой или беспредельными степями. Большевики и их агенты в Сибири направили все внимание на эту важнейшую артерию, питавшую армию и страну, обеспечивавшую также вывоз сырья. Они организовали несколько больших банд, которые, укрываясь в тайге, в глухих местах, производили оттуда систематические нападения, устраивали крушения поездов.

Чтобы иметь крепче и вернее железную дорогу в своих руках, Интернациональный железнодорожный комитет решил поставить свои войска на охрану ее: от Владивостока до Байкала – японцы, около Байкальского озера – 30-й американский полк и румыны, участок Иркутск – Томск – Новониколаевск – три чешские дивизии, Новониколаевск – Барнаул – Бийск – поляки.[49] Чехи не хотели долгое время становиться на охрану, но союзники припугнули их, что не дадут им в будущем морского транспорта в Европу. Тогда легионеры подчинились приказу.

Но охрана железной дороги неслась ими крайне своеобразно. Если учащались случаи нападения банд на какой-либо участок со стрельбой, с убийствами часовых и с крушениями поездов, то усиливались караулы, ловили нескольких разбойников, вешали их, а банду отгоняли в тайгу. И на этом успокаивались. Когда местная русская власть предлагала им дело довести до конца, преследовать банду и уничтожить ее с корнем, – получался стереотипный ответ:

– Это не наше дело…

Если же большевицкие банды после этого производили повторные нападения на караулы, то чехи устраивали так называемую карательную экспедицию. На угрожаемом участке чешские «охранители порядка» сжигали два-три богатых сибирских села – за их якобы отказ выдать преступников-бандитов.