руку, он лежал на залитом кровью снегу среди руин Бастиона правосудия. Именно сюда угодил первый снаряд.

Мой взгляд устремился на дымящиеся останки часовни с витражными окнами, где мы в последний раз виделись с Арктуром. Раздробленные витражи мерцали в снегу и пепле. Осколки радуги на сером фоне.

– Нет. – Я потянулась к золотой пуповине, но та норовила выскользнуть из пальцев. – Нет…

Никто не шелохнулся среди руин. Даже рефаиту не уцелеть под такими завалами.

Мой отчаянный всхлип перерос в приступ кашля. От гари невыносимо першило в горле. Покрасневшие глаза шарили по зданию, ставшему для Арктура тюрьмой, темницей с радужными стеклами. В других уголках цитадели не смолкали сирены. Набрав в грудь побольше воздуха, я завопила в унисон, и кричала, пока не согнулась пополам.

Всегда ненавидел свой дар, вынуждающий меня помнить. Мне никогда не забыть застенок, где спину исполосовали шрамами. – Наши пальцы переплелись. – А теперь не забыть и эту спальню.

– Пейдж!

Руки непроизвольно сжались в кулаки. Ко мне спешил кто-то знакомый. Черные туфли с пряжками. Волосы не такие пепельные, как у меня.

– Живая! – Кордье выдохнула облачко пара. – Нам с тобой несказанно повезло – в отличие от остальных в ближайшем радиусе. – Миниатюрные ладони легли мне на плечи. – Поднимайся, Пейдж. Вставай. Надо убираться отсюда.

Моя грудь судорожно вздымалась. Все рухнуло, и я распростерлась на обломках, меня сотрясали рыдания, такие душераздирающие и мучительные, что звуки застревали в горле. Горячие слезы струились по щекам. Каждое воспоминание – словно нож в сердце. Не отнимая руку от моей спины, Кордье выругалась сквозь зубы и пошарила в кармане пальто. В багряных лучах рассвета меня накрыла ее тень.

– Прости, Пейдж, но иначе нельзя. – Ее голос звучал почти ласково, только уже без французского прононса. – Клянусь, это ради твоего же блага. Теперь все будет хорошо.

На лицо легла мокрая тряпка. От нее веяло белыми цветами. И забвением. Я боролась, сопротивлялась, пыталась не дышать – честно пыталась, – но стоило мне, озябшей, сломленной, очутиться на водной доске, как всякое сопротивление приказало долго жить.

Война неизбежна. Дьявол двулик. Он нависал надо мной, держал ключ от моих цепей. Не помню, с чего я вдруг решила, что смогу совладать с ним. Я закрыла глаза.

И вдохнула.

Лингвистический комментарий

Начиная с шестнадцатого века смешанной группе существительных во французском языке всегда присваивается мужской род. Даже если на группу из пятидесяти женщин приходится один мужчина, правило неизменно: le masculin l’emporte sur le féminin[103].

Поскольку Республика Сайен не исповедует патриархат и поскольку я категорически не согласна с утверждением Николя Бозе о превосходстве мужчины над женщиной (в любом, не только лингвистическом контексте), в «Маске» родовая принадлежность смешанной группы существительных определяется правилом большинства. Например, les perdues, скитальцы, женского рода, поскольку среди последователей Дряхлого Сиротки преобладают женщины, а les grands ducs, великие герцоги – мужского рода, так как данная группа состоит из двух мужчин и одной женщины. Иногда род определяется личным восприятием, особенно если говорящий не уверен или не знает точный состав группы. Так, Пейдж употребляет les anormales (паранормалы) в женском роде, а Латронпуш – les anormaux, в мужском.

Единственное исключение – les patrones (кураторы), производное от patronnes (женский род) и patrons (мужской род). В данном случае я постаралась найти золотую середину, смешав два слова в гендерно-нейтральное существительное.

Хотя конкретные примеры в «Маске» не приводятся, сайенский французский следует правилу приближения: если прилагательное стоит перед группой существительных, его род определяется ближайшим словом, а не подпадает под принцип главенствующего мужского начала.

В свете укоренившихся в реальности ассоциаций с возрастом и семейным положением женщины я решила отказаться от стандартных обращений «мадам» и «мадемуазель» в пользу комбинированного Madelle (множественное число – Mesdelles), которое изначально употреблялось в Квебеке. То ли в силу отсутствия этимологической логики, то ли просто в силу традиции обращение не прижилось во франкоговорящих странах. Хотя исторический прецедент есть: Madelle встречается в переписке Никола-Клода Фабри де Пейреска, датированной началом семнадцатого столетия.

Скорее всего, мои попытки обыграть спорные (в моем представлении) аспекты французского далеки от совершенства. Несмотря на восемь лет изучения языка и примерное понимание гендерных трудностей, я не владею разговорным французским. Впрочем, франкоговорящие лингвисты не сидят на месте; некоторые активно ратуют за официальное внедрение l’écriture inclusive (инклюзивного письма), исповедующего принцип point médian (слияния). Иначе говоря, мужская и женская формы слова употребляются одновременно, образуя гендерно-нейтральное слово, например les écrivain·e·s (писатели). Дискуссии продолжаются.

Сайенский язык жестов – это вымышленный сурдоязык, возникший в Сайенской республике Англия. Как и английский, является обязательным для Сайена, однако не отменяет использование других языков на территории империи. Оформился под влиянием определенной культурной среды Сайена. Знаки и жесты, приведенные в книге, никак не отражают реально существующий язык глухонемых.

Действующие лица

† – кинжал означает, что на момент событий в романе персонаж либо погиб, если речь идет о человеке, либо – в случае с рефаитами – секвестрирован.

Ясновидцы

Люди, сообщающиеся с эфиром. Различаются по ауре, чей цвет определяет специфику взаимодействия с загробным миром.

Сайенская республика Англия

Пейдж Махоуни

Каста: прыгун

Категория: призрачный странник

Прозвища: Бледная Странница, Черная Моль, XX-59-40

Родилась в начале 2040 года, воспитывалась на «Медунице» – молочной ферме бабушки и дедушки, расположенной в графстве Типперэри, Ирландия. Мать, Кора Спенсер, скончалась вскоре после родов от кровоизлияния.

В шесть лет Пейдж чудом пережила Дублинское вторжение, во время которого арестовали ее кузена Финна Маккартейга и убили его невесту Кайли Ни Дорнан. Два года спустя, в разгар партизанской войны между Сайеном и Ирландией, Сайен вербует отца Пейдж, Койлина, и семейство Махоуни перебирается в Сайенскую цитадель Лондон. Впервые Пейдж сталкивается с загробным миром на маковом поле близ корнуолльской деревушки Артайн, где на нее нападает полтергейст, оставляя шрамы на левой ладони. Там же происходит знакомство с Ником Найгардом, который врачует раны Пейдж.

В шестнадцать лет Пейдж снова встречает Ника в Лондоне, и тот предлагает ей вступить в криминальное сообщество ясновидцев, примкнуть к «Семи печатям» – шайке, возглавляемой Джексоном Холлом. Разглядев уникальные способности Пейдж, ее принадлежность к редкой категории призрачных странников, Джексон назначает ее досточтимой подельницей.

В 2059 году Пейдж арестовывают и ссылают в исправительную колонию Шиола I, где она узнает о существовании рефаитов. Ее тюремщиком становится Арктур Мезартим. Постепенно они преодолевают свои разногласия и, заручившись поддержкой пленников и отдельных рефаитов, поднимают восстание против правящего клана Саргасов. Вернувшись в Лондон, Пейдж решает стать темной владычицей и