— В смысле, мы ведь с тобой команда, да? — Девятилетний Браво храбро улыбнулся отцу. — Мы ведь мужчины, верно?

Браво открыл глаза. Образ отца рассеялся, словно унесенный прочь дуновением прохладного ветра. Смеркалось, серо-голубые тени удлинялись, заползая на стены домов. Калиф так и не появился, и Браво понял, что ждать его здесь бесполезно. Недопитый кофе остыл. Браво заказал еще одну чашку и попросил принести что-нибудь поесть.

— Только не pulpo, пожалуйста, — сказал он официанту. Осьминогами он был сыт по горло.

Зря он затеял драку с Картли. Мысль о собственном неблагоразумии терзала Браво. Но он совершенно ничего не мог с собой поделать. Иногда ситуация выходит из-под контроля, и остается лишь пытаться сделать хорошую мину при плохой игре. Принимая условия достойно, как подобает мужчине…

Принесли дымящийся кофе. Браво сделал глоток и немедленно обжег кончик языка. Поставив звякнувшую чашку на блюдце, он позвонил Эмме. В Нью-Йорке было на восемь часов меньше. Вообще говоря, сестра могла еще спать в такое время. Но Эмма отозвалась сразу, и голос у нее был совсем не сонный.

— Боже мой, Браво, куда ты пропал? Я пыталась дозвониться до тебя несколько часов кряду!

— Видимо, я был вне зоны доступа. Послушай, я нашел предателя.

— Нашел предателя? Кто это?

— Паоло Цорци. Теперь он мертв.

— Цорци? — Тишина длилась несколько мгновений. — Не уверена.

— Как это — не уверена? Его имя было в составленном отцом списке подозреваемых. Отец Мосто показывал мне его в Венеции.

— Ох, Браво! Так ведь этот список был уловкой отца, намеренной дезинформацией, он составил его специально для рыцарей, на случай, если им станет известно о его догадках!

Браво выпрямился на стуле.

— Эмма, ты шутишь?!

— Да ты сам подумай! Это же наш отец. Неужели он стал бы вот так разбрасываться настоящим списком подозреваемых, даже не зашифровав его?

Браво почувствовал, как кровь ударила в виски.

— Но Цорци… он силой увез меня, держал под охраной… И ты утверждаешь, что он не был предателем?

— Нет, Браво. Я говорю лишь, что не уверена. Единственный список подозреваемых существовал в голове у отца.

— Но ты ведь помогала ему. Ты была в курсе его дел. Он подозревал Цорци?

— Сначала — да, но…

В желудке у Браво заворочался тяжелый ледяной ком.

— Что значит — «сначала»?

— Где-то за месяц до гибели отец велел мне прекратить работу, которой я занималась по его просьбе, чтобы помочь ему вычислить предателя.

— Почему?

— Именно это я у него и спросила. Отец ответил только, что добрался до сути и теперь справится сам. Я умоляла его позволить мне помочь, но он был непреклонен. Ты же знаешь, каким он мог быть упрямым.

Уж кто-кто, а Браво хорошо это знал…

— Но почему же отец отключил тебя от этого дела?

— Я перебрала с десяток версий, но все они выглядят неубедительно.

— А что, если неожиданно появился новый подозреваемый? Из круга близких отцу людей.

— Если и так, почему он…

— Кто-то, о ком он не хотел тебе рассказывать. Не хотел, чтобы ты узнала, как они с ней близки…

— С ней?

— Дженни Логан, страж. Ничего удивительного, что отец подозревал Цорци, если предатель был среди его людей. Возможно, она намеренно подкидывала отцу ложные улики, ведущие к Цорци. Однако вряд ли ей удавалось долго обманывать его. Думаю, отец приставил ко мне Дженни в надежде, что рано или поздно она потеряет терпение и выдаст себя. Так и произошло.

— Не знаю, Браво, это означало бы подвергнуть тебя слишком большой опасности…

— Отец тренировал меня в расчете на такие опасности.

— И все же это была бы чересчур рискованная игра, тебе не кажется?

— Ставки высоки, Эмма, ты и сама прекрасно знаешь. — Он немного помолчал, размышляя. — Чем именно ты занималась перед тем, как отец велел тебе прекратить расследование?

— Однообразной рутинной работой. Просматривала файлы с расшифровкой отчетов лондонской разведслужбы ордена. Честно говоря, я не вполне понимаю, зачем отцу вообще это понадобилось.

— Я тоже, — сказал Браво. — Но ты же понимаешь, если он это делал, причина была. Ты не могла… не могла бы как-то…

— Имеешь в виду, что теперь я не могу просматривать файлы? Ох, Браво, я ведь хотела сразу же сказать тебе, но ты совершенно сбил меня с толку невероятными новостями. Зрение частично ко мне вернулось.

— Эмма, да это же потрясающе! — радостно воскликнул он.

— Пока я вижу только одним глазом, и, честно говоря, так себе, особенно вдаль. Врачи не знают, чего ждать дальше, возможно, полностью зрение так и не восстановится. Но читать с экрана я худо-бедно могу, особенно при помощи громадной лупы, которую изготовили по моему заказу.

— Значит, ты можешь продолжить просматривать отчеты.

— Но это же так ску-учно… — протянула Эмма наигранно капризным голосом.

— Послушай, я обнаружил, что отец вплотную интересовался деятельностью фундаменталистов на Ближнем Востоке. В Лондоне многие из них проходят учебу и тренируются, этой традиции много лет. Может быть, поручение отца и выглядит скучным, но за ним может скрываться что-то очень серьезное.

— Ладно, ладно, ты меня уломал. Но обещай, что будешь чаще звонить. Где ты сейчас, кстати говоря?

— Я предпочел бы не отвечать.

Эмма рассмеялась.

— Ну и ну, ты начал разговаривать, как папа.

— Займись этими файлами.

— Хорошо. Береги себя.

— Да. Я люблю тебя, сестренка.

Он убрал телефон. Принесли ужин, и Браво принялся пережевывать пищу, механически, не чувствуя вкуса. Голова гудела от услышанных новостей. Эмма, Дженни… Он не знал, плакать или смеяться.

На город спускались сумерки. Вдоль берега выгнувшейся полумесяцем бухты Трапезунда ветер гнал по мелководью полосы пенных барашков. Лодки тихо покачивались на волнах, словно переворачивающиеся с боку на бок во сне дети. Деймон Корнадоро завернул за угол улицы в самом сердце Старого Города и направился прямиком к магазину ковров Картли. Он получил приказ и, как верный солдат, собирался выполнить его наилучшим образом. Он преуспеет. В этом безумном мире все менялось ежесекундно, но его навыки и опыт оставались при нем, и за это Корнадоро был благодарен судьбе. В себе он был полностью уверен. Он не испытывал страха, как остальные, просто не понимал, что это такое, — с того самого дня, как на спор сунул руку в огонь уличного костра в Венеции. Ему было тогда шестнадцать, но улица уже стала для него родным домом. Принадлежа к одной из благородных семей, Case Vecchie, он предпочитал дворцам трущобы. Когда ему бросили вызов, он, отвернувшись, закатал рукава рубашки и замер, потирая руки. Со стороны казалось, что он мысленно готовится к мучительному испытанию. Собственно, он и в самом деле готовился, только немного иначе, чем полагали зрители: тщательно смазывал правую руку колесной мазью.