и мышления, Духа и Абсолютной идеи (Гегель), в конце концов, сводится к одному: мышление отягощено Словом; Дух, как раз то, что находится за пределами «поля речи» (Жак Лакан). «Существует ли внесловесная мысль?» – поставил вопрос ребром, советский философ Давид Дубровский, в 1980 году. И, сам на него ответил, словам и Марины Цветаевой: «Да, существует! Между молчанием и речью!» (Читай: М. Цветаева. «Куст»). Вот и все!

Здесь мы рассмотрим лишь один из частных вопросов измененных состояний, с точки зрения феноменологии Общей психопатологии. Как мышления, так и сознания. При этом, однако, феноменология, позволяющая увидеть тончайшую грань, различающую измененные состояния мышления, от измененных состояний сознания.

Для наглядности возьмем такое измененное состояние мышления, как задумчивость (думу) и сравним его с таким, близким «месту» в Общей психопатологии измененным состоянием сознания, как прострация. Психиатры хорошо знают, что такое schperung (шперунг). Обратим внимание, что шперунг – это не внезапная потеря нужного слова в процессе речи (внешней, внутренней, что характерно для дислексии), а внезапная потеря мысли. Чаще всего, на этапе как раз – to put in the word. Так вот, в «истории» шперунга обозначен четкий «водораздел»: все, что «справа» (в прошлом времени) есть измененное состояние сознание. Пусть, мгновенная, но потеря ориентации в пространстве, времени и самом себе. Иными словами – прострация.

То, что «слева» (еще не состоявшееся, не «актуальное время» – будущее) есть измененное состояние мышления. Ведь, нельзя потерять ориентацию, а, значит, и сознание, там, где не в чем ориентироваться! «Слева» от шперунга находится такое «самостоятельное» по феноменологии, и по «месту» в Общей психопатологии состояние, как задумчивость. Рассмотрим главные его феномены, имея в виду отграниченность и ограниченность «задумчивости» от феноменов измененных состояний сознания.

Михаил Юрьевич Лермонтов, Евгений Абрамович Баратынский, Кондратий Рылеев и все русские поэты – символисты, начиная с Иннокентия Анненского и заканчивая Федором Сологубом, выделяли особый психологический поэтический жанр – думу. Только один поэт с Запада разрабатывал этот жанр также глубоко и феноменально, как русские поэты – кельт William Butler Yeats:

«And the flame of the blue star of twilight, hung low

On the rim of the sky,

Has awaked in our hearts, my beloved, a sadness that

may not die».

(Из «Кельтских дум»).

«Дума» «обитает» как раз на том уровне мышления, где мысль еще не вложена в слово и спонтанна. «Задумчивость» – это состояние, которое застает человека врасплох. Оно, это состояние, как и все измененные состояния мышления, не имеет психологических предшественников – оно «немотивировано». В задумчивости, нам трудно поймать мысль – о чем, собственно, мы задумались? Как только мысль поймана, задумчивость исчезает, ибо мысль проговаривается. В задумчивости человек не грезит, не фантазирует, не мечтает и не витает в облаках. Это – феномены измененных состояний сознания. Ибо, им сопутствует, в той или иной степени, дезориентированность во времени, окружающем. А, то – и даже в самом себе. Просоночное состояние, предшествующее просыпанию и засыпанию, также лишь «внешне» похоже на задумчивость. Иннокентий Анненский так улавливает выход из просоночного состояния в стихотворении «То и Это»:

«…Но отрадной до рассвета

Сердце дремой залито,

Все простит им… если это

Только Это, а не То».

Поиски «Это или То» – характерно и для задумчивости: человек не может долго пребывать в задумчивости. Он хочет определиться, со свой «ускользнувшей» мыслью: «это или то?»! Как только он улавливает мысль, шперунг проходит, задумчивость исчезает. Но и в задумчивости, в отличие от прострации, человек ни на миг не теряет реальную почву под ногами и хорошо ориентирован во времени и пространстве. Ни на мгновение он не теряет и себя из виду. Можно быть в состоянии внешней пассивности, когда нас охватывает задумчивость. Но можно совершать наисложнейшие действия, будучи «в отключке» (не совсем психологически точное, но весьма распространенное фиксирование задумчивости в просторечье). Точно также, «работать на автопилоте». В прострации человека охватывает и «тотальный двигательный паралич», начиная с глазодвигательных, речедвигательных и мимических мышц, кончая всей поперечнополосатой мускулатурой. Описаны случаи остановки сердца, которой предшествовало состояние прострации. (Огюст Бёрн, 1899 г., Д. Д. Плетнев, 1950 г.).

Нам представляется интересной попытка рассматривать современных камикадзе, как лиц, находящихся… в состоянии «задумчивости». Пока их мышление находится в «поисках мысли», их «тело» выполняет сложнейшие двигательные программы, демонстрирующие совершенную ориентировку в пространстве, времени и себе. Это, еще раз подчеркиваем, исключает «зомбирования».

Остается, конечно, открытым вопрос: как «выбить из-под ног» человека мысль, чтобы ввести его в состояние роковой задумчивости? Но уже и сейчас, есть все основания утверждать, что среди современных камикадзе есть добровольные смертники не по религиозным соображениям, а – идеологическим. Это прекрасно показал наш талантливый драматург и актер Виктор Иванович Мережко в экранизированной пьесе «Крот», в образе русской камикадзе Любаши… Этот, далеко не центральный образ, по смысловой нагрузке, которую он несет, сродни образу героя его ранней, также экранизированной драмы – «Полеты во сне и наяву». Если юная Любаша, пытаясь совершить акт камикадзе, находится в состоянии измененного состояния мышления – «задумчивости», то герой «Полетов во сне и наяву», мужчина в возрасти tragodia – в измененном состоянии сознания: «просоночной прострации» «ломает» собственную жизнь и жизнь близких ему людей. От этого трагического героя, до героини трагедии, можно проследить все звенья «цепи» феноменов нашей современной Общей психопатологии, длинной в четверть века! От «Полетов во сне и на Яву» через «Крота», до террористов-камикадзе. Естественно, в глобальном, так сказать, масштабе!

Что же касается измененных состояний в массовом (толпы, группы, «рабочего коллектива», «команды» и т.д.) мышлении и сознании, то здесь заметим следующее.

Общественное мышление, феноменально, есть идеология.

Общественное сознание, феноменально, есть система ценностей, смыслов, кумиров, фетишей, тотемов и табу.

Все вместе составляет Общую психопатологию. За исключением 1) Аффективности. 2) Спонтанности (воли). 3) Витальности (энергии). Эти три компонента, дополняющие сознание и мышление, составляют вс. Феноменологию Общей психопатологии. Так называемый «поведенческий» компонент Обшей психопатологии, это Социальная патология. Обратная сторона Общей психопатологии.

Здесь можно сделать следующее пояснение. Для Общества – «провизорной массы» – катастрофой является не потеря ориентиров… в Мироздании и самом себе, ибо в этом случае «провизорная масса» впадает в «прострацию», некий анабиоз, и сохраняет себя, как таковую. Общество, потерявшее своего «Кумира» (древнее «Пан умер», «Teo ex machina»), инертно и пассивно подчиняемо (понятие из Общей психопатологии»). Катастрофой для Общества – «провизорной массы» – является потеря идеологии. «Национальная идея» есть не ценностный ориентир, а обыкновенная идеология. Так же, как «патриотизм».

Ибо, если Общество «без царька в голове», то оно, может впасть в состояние «задумчивости». И, в этом состоянии, может

а) по «инерции»,

б) в силу «архетипов исторической памяти»,

в) унаследованных «поведенческих программ», то есть, «стереотипов поведения»,

г) а, также под действием «внешних сил»,

совершать весьма сложные «телодвижения».

Как-то: войны, революции, психические пандемии и прочее.

Если говорить об Субъекте Общества, то он, в своем экстремальном поведении, ничем не отличается от субъекта-индивидуума. Поэтому имеет те же самые формы экстремальных поступков:

1) суицид;

2) гомицид;

3) регресс;

4) «членовредительство»;

5) эскапизма в Лету.

Глава 4. Феноменология аффективности, как предметного переживания

А) Плохое настроение, депрессия, меланхолия

Между Сциллой – страхом, и Харибдой – тревогой, по узкому каналу чувств, «проплывают» наши переживания, которые мы называем плохим настроением. Это – Общая психопатология. Это ее начало – человеческие чувства. Шаг влево, шаг вправо – «обвал»: плохое настроение переходит или в страх, в тревогу, в боль. Есть, конечно, и здесь, исключения! Так, например, «юмор висельника», «улыбающаяся депрессия». BBC показал длинный сериал «баек из склепа».

«Плохое настроение» – вполне нормальное состояние человека. Но вот, чем цивилизованней становится человечество, тем богаче для субъекта – по содержанию, тематике, интенсивности и значимости – «плохое настроение». Попытаемся в этом разобраться с помощью самого тонкого психолога всех времен и народов – поэзии.

Сначала все –