Майор Толедано приветственно кивнул охраннику, и тот пригласил посетителя следовать за ним.

— Капитан хорошо себя чувствует? — спросил Боаз, с отвращением рассматривая камеры по обе стороны коридора. — Он что-нибудь просил?

— Нет, — коротко ответил молодой человек. — Он даже к еде почти не прикасался. Только к хлебу и воде. Он сказал, что не ест помои и предпочитает человеческую еду. И он не хочет со мной разговаривать. Сказал, чтобы я не приближался к нему, сохраняя дистанцию в три метра, иначе он за себя не отвечает.

— Другого я не ожидал услышать. Спасибо. Дальше я пойду один.

В небольшой камере было почти темно — в такой час свет уже выключали. Боаз застал Константина за довольно-таки странным для такого времени суток занятием: он отжимался от пола. Майор Толедано принялся считать количество отжиманий, но остановился на ста, ибо поймал себя на мысли, что завидует коллеге по-белому.

— Ты в неплохой форме, — подал он голос. — Больше ста раз?

— Сто двадцать, — поправил его Константин, поднимаясь и отряхивая ладони. — Чем могу быть полезен?

— Я пришел для того, чтобы с тобой побеседовать.

Боаз открыл дверь камеры, воспользовавшись полученными от охранника ключами, и вошел внутрь.

— Тут тесновато, — заметил он. — И скучно, наверное?

— О, что ты. Наконец-то я получил возможность побыть наедине с собой, и рядом нет ничего, что бы отвлекало внимание. Медитация в таком месте приносит хорошие результаты. Конечно, неделя без чего-либо, что хотя бы отдаленно напоминает книги, не была для меня приятной, но я получил возможность проанализировать свое духовное состояние.

— И к каким выводам ты пришел?

— Мне хочется принять горячую ванну, выпить бокал хорошего вина и нормально поужинать.

— Тебя должна была допрашивать Нурит, но она отказалась по личным причинам. Пойдем. Я хочу закончить это как можно быстрее. Если бы и у меня была возможность отказаться, я бы это сделал.

… Боаз изучал принесенные документы и поглядывал на Константина, который сидел напротив него и набрасывал что-то на клочке бумаги. Майор Толедано в очередной раз безмолвно удивлялся выдержке коллеги — бледный, с темными кругами под глазами, он выглядел совершенно измотанным, но держался, как всегда, подчеркнуто вежливо, не сутулился и ни одним взглядом или жестом не выдавал своего внутреннего состояния. А внутреннее состояние его оставляло желать лучшего, в этом Боаз был уверен.

— Впервые вижу, чтобы кто-то сидел напротив меня в комнате для допросов и выглядел бы таким спокойным, — заметил майор Толедано. — Спорт помогает держать себя в тонусе?

— Да, — кивнул Константин. — Жаль, что в обычное время я не уделяю ему много времени. Содержимое моего сейфа уже изучили, как я понимаю?

— Мы не нашли там ровным счетом ничего интересного и полезного. Пара конвертов с деловой перепиской и другие ненужные бумаги. — Боаз отложил документы, которые он держал в руках. — Послушай, Константин. Я не знаю, о чем мы с тобой будем разговаривать. Я долго думал о том, какие темы я буду поднимать на допросе, пытался составить какой-то план, но у меня ничего не получилось. Не буду говорить о том, что я сейчас чувствую. Не буду говорить и о том, что я успел передумать за эту неделю. Я пытался осознать, как ты, именно ты и никто другой, оказался на этом месте. Я хочу спросить у тебя вот что: как у тебя хватило наглости делать все это и смотреть всем в глаза?

Константин продолжал рисовать.

— Иногда люди совершают какие-то поступки, майор, потому что они верят в правильность своих намерений. Они верят в то, что эти поступки, пусть даже и не совсем законные, прольют на что-то свет, кому-то помогут, что-то решат или же откроют путь чему-то новому. Человек не может жить без веры. Ему обязательно нужно во что-то верить. Вера — это пристань. Человек живет, верит и знает, что при желании он сможет у этой пристани отдохнуть. Иногда вера эта оказывается ложной, а иногда нет. Ну, а иногда вера не открывает своего истинного лица. Так сказать, ждет своего часа.

Боаз сцепил пальцы.

— И какое же отношение это имеет к нашему разговору? — спросил он.

— Ровным счетом никакого. Потому что, как я уже сказал, я не имею отношения к передаче информации Мустафе. По крайней мере, в том смысле, в котором ты это понимаешь.

Майор Толедано бросил на стол папку и поднялся.

— Лжец! — крикнул он. — Какого черта ты лжешь сейчас, когда уже все ясно?! Или ты думаешь, что у тебя и на этот раз получится выйти сухим из воды?!

Константин сделал успокаивающий жест рукой, на миг оторвавшись от рисунка, и снова вернулся к работе.

— Да, я передавал Мустафе сведения, и не раз, — продолжил он спокойно. — Иногда это были важные сведения. Иногда эти сведения могли поставить под угрозу человеческие жизни. Но это не связано с планами операций и списками сотрудников, которые передавал Мустафе информатор.

— А с чем это связано?

— С тем, что ты нашел в моем сейфе.

— Там ничего не было! Или я должен перечитывать твои деловые письма?!

Константин пожал плечами и отложил ручку.

— Если вы так настаиваете, майор, пусть будет так.

— Хватит темнить, — сказал Боаз твердо. — Я уже сказал, что на этот раз тебе меня не обхитрить!

— По-моему, на данный момент темнишь ты, — возразил Константин. — Я прекрасно знаю, что лежало у меня в сейфе.

Боаз взъерошил волосы.

— Мы ничего там не нашли, Константин, — сказал он. — И это только доказывает тот факт, что выдвинутое против тебя обвинение в полной мере соответствует действительности. А теперь расскажи мне — обещаю, это не выйдет за пределы этой комнаты. Ты убил Ицхака?

Константин поднял на него глаза и улыбнулся.

— Давайте послушаем ваше мнение на этот счет, майор.

— Я уже говорил, что я думаю по этому поводу. Но я хочу услышать от тебя правду. Сейчас это уже ничего не изменит, и ты все равно отправишься в тюрьму.

Константин остановил собеседника жестом.

— Ты хочешь слышать правду? Хорошо. Я бы убил Ицхака. Этот человек сделал много вещей, недостойных и офицера, и специалиста по террору, и мужчины. На мой взгляд, он заслуживал смерти. Но я не убивал его, потому что у меня не было права вершить суд. Лично мне он не сделал ровным счетом ничего плохого, равно как и ничего хорошего. Было бы глупо убивать кого-то только потому, что он тебе не нравится.

— Зная тебя…

— Некоторое время назад Мустафа понял, что он устал от такой жизни, и решил уйти на покой. Он наладил хорошую связь с «комиссаром» и планировал совершить честную сделку — большое количество важной информации, которое позволило бы Ицхаку не только взять с поличным группировку «37», но и подобраться к другим частям Седьмого отдела в обмен на приличную сумму денег. Мустафа видел в «комиссаре» Бен Шаббате человека чести, но он ошибся. В последний момент Ицхак решил рассказать о сделке своим коллегам. Мустафа узнал об этом случайно. Он предупредил Ицхака, что делать этого не стоит. Предупреждал он его не один раз, но «комиссар», уверенный в своем превосходстве над Мустафой и сосредоточенный только лишь на том, что он получит, выдав группировку «37» во главе с одним из самых опасных сирийских террористов, ничего не слушал. Ему необходимо было уехать. Оставить ко всем чертям этот сирийский отель. Если бы он покинул страну, все было бы в порядке. А в результате Ицхак поплатился жизнью за то, что обманул Мустафу.