— Я пошлю кого-нибудь к ледяным хижинам за помощью.

— Не стоит, — ответила Иризис — Оттуда никто не придет. Ниш повернулся к ней, открыв рот от изумления.

— Да-да, Ниш. Все до единого человека погибли там, среди развалин.

— А лиринксы?

— Тоже мертвы.

Убито больше сорока человек! Ниш никак не мог с этим смириться. За прошедшие две недели он познакомился с каждым из них, со всеми разговаривал, шутил… Как же можно так грубо прервать жизни многих людей?

Отец Ниша негромко застонал. Значит, по крайней мере, он еще жив. Ниш бросился к нему, склонился над телом и замер. Ял-Ниш, его красивый и представительный отец, стал неузнаваем. Все лицо представляло сплошную рваную рану. Один глаз висел на ниточке, большая часть носа была снесена ударом когтя. Левая щека от уха до рта была разорвана тремя шрамами. Ниш отвернулся, не в силах вынести такого зрелища.

Ял-Ниш снова потерял сознание. Глубокие раны пересекали всю грудь, а рука явно была раздроблена. Ниш оглянулся в надежде на помощь. В живых остались только Сим-мо, Ранд, Рустина, Туниц и Иризис. Нет, дознаватель Фин-Мак тоже выжила и как раз выбиралась из осыпи камней. Туниц совсем не пострадала, у Рустины была сломана рука, вывихнуты правое запястье и челюсть, множество синяков и царапин, но она хотя бы держалась на ногах. Иризис придется нести наверх на носилках. Где-то среди скал еще пряталась Юлия, но от нее не стоит ожидать никакой пользы. Чувствительница не могла даже говорить.

— Что с ней такое? — неожиданно спросила подошедшая Фин-Мак.

— Она начала кричать, как только лиринкс впервые взлетел в воздух, — ответил Ниш. — Думаю, Тайное Искусство сжигает ее изнутри. Среди оставшихся кто-нибудь может помочь раненым?

— Я немного… — прошептала Рустина.

Туниц пришлось помочь ей опуститься на колени рядом с раненым, а потом подняться.

— Он умирает?

— Скорее всего, — ответила сержант. — Но мне приходилось видеть, как люди выкарабкивались и после гораздо худших ранений. — Рустина взяла Ял-Ниша за запястье. — Пульс сильный, может, он еще выживет…

— Я сделаю все, что потребуется, — горячо заверил Ниш, только сейчас осознав, как много значит для него его требовательный и властный отец.

— Руку придется ампутировать, — продолжала Рустина. — Верхняя часть кости разбита вдребезги, и никому не удастся сложить осколки. — Она испытующе посмотрела в лицо Ниша. — Тебе придется сделать это самому.

Перед мысленным взором Ниша предстал образ мясника, разделывающего тушу.

— Я не могу…

— Мы все должны… — начала было Рустина.

— Он не сможет этого сделать, сержант, — резко оборвала ее Иризис.

— Тогда следователь умрет, и, может, так будет лучше для него. Если он выживет, то будет мучиться всю жизнь, кроме того, люди не смогут без содрогания смотреть ему в лицо. Захочет ли он так жить?

— Мой отец не должен умереть! — крикнул Ниш. — Дайте нож!

— Это сделаю я, — сказала Иризис. — У меня повреждены обе ноги, но руки-то целы. Здесь требуются твердая рука и верный глаз.

Те, кто видел, как хладнокровно она вытаскивала наконечник из шеи Ниша, согласились с Иризис. Кроме того, она лучше всех справлялась с работой по металлу, и добрая половина женщин на заводе носила украшения, сделанные ею в свободное время.

Иризис пришлось выполнять операцию сидя, вытянув перед собой одну ногу, а это было очень неудобно. Ниш опустился на колени с другой стороны, чтобы удержать отца, если он дернется. Ампутация прошла удивительно быстро.

Ранд нагрел на костре металлическую пластину от кланкера и прижег рану. В воздухе разнесся ужасный запах горелой плоти. Самое страшное началось, когда Ял-Ниш очнулся. Его вопли разносились по всему плато, особенно когда Иризис начала зашивать раны на лице. Трое людей еле смогли удержать его.

— Дайте мне умереть! — кричал Ял-Ниш, уставившись на них единственным оставшимся глазом.

Наконец все было завершено, раны обработаны целебной смолой и забинтованы. Ял-Ниша уложили в кланкер вместе с Иризис и Рустиной. Сержант после всего произошедшего скорчилась в углу и стонала, прикрыв руками живот.

— Лиринкс сильно ударил ее, — пояснил Ниш.

Он приподнял одежду Рустины и замер, потрясенный.

— Что это? — шепотом спросила Иризис.

В сегодняшней схватке Рустина почти не пострадала, но сеть старых шрамов покрывала всю середину ее тела.

— Это могли сделать только когти лиринкса. Как же ей удалось выжить? Ее чуть не разорвали надвое!

— Она была еще ребенком, когда произошло несчастье, — ответила Фин-Мак. — После такого ранения она не могла иметь детей, поэтому ей разрешили вступить в армию. С тех пор у Рустины осталось только одно желание — убивать лиринксов.

Юлия все это время провела, скорчившись за скалой. Ниш так и не добился от нее ни единого слова. Тогда он отнес ее в кланкер, но там она немного пришла в себя и снова выбралась наружу.

— Он ужасно кричит, — пожаловалась она Нишу, хотя раненый погрузился в тяжелый сон после большой дозы ниги.

Ниш оставил чувствительницу без внимания. У него просто не было больше сил. На обратном пути они осмотрели разбитый кланкер, но тяжелые маховые колеса сорвались со своих креплений, и вся машина была совершенно разгромлена. Рядом с ней молча плакал безутешный Ки-Ара. Смерть Пар-Дида потрясла его не так сильно, как гибель машины. Операторы редко ладили со своими стрелками.

Оставшиеся в живых похоронили Пар-Дида, как следует засыпав его гравием, а Ки-Ару отвели в уцелевший кланкер. Но как только они выбрались наружу, оператор снова стал стонать и причитать, так что его пришлось силой удерживать внутри.

— Я все еще вижу кланкер, — сказала Юлия. -

— Конечно, ты его видишь…

Шедший рядом Ниш внезапно понял, что лицо чувствительницы закрыто маской, да и смотрит она совсем в другую сторону. Дело в оставленном позади контроллере. Он вернулся к разбитой машине, снял контроллер с панели управления и протянул его Иризис:

— Отдай Ки-Аре.

Только тогда осиротевший оператор замолчал. Связь между кланкером и его оператором осуществлялась через контроллер, настроенный индивидуально и на машину, и на человека. Если в бою погибал оператор, кланкер оставался бесполезной грудой металла до тех пор, пока на него не ставили новый настроенный контроллер или не находился человек, который мог справиться со старым прибором. Это обстоятельство представляло огромное неудобство, но все же было лучше, чем допустить захват машины врагами.

Юлия снова начала кричать, даже еще не видя страшной картины среди развалин иглу; сразу, как только процессия начала подъем по склону.

— Волны над телами! — повторяла она без конца. — Волны раскачивают плоть!