– Послушайте, Сирил, поймите меня правильно. Я не прочь творить благо для своих избирателей и страны. То есть это было бы, наверное, здорово. Но задали бы вы такой вопрос человеку другой профессии? Будь я учителем и заяви о своем желании занять кресло директора школы, вы бы сказали – молодец! Будь я почтальоном и скажи, что хочу стать начальником всей почтовой службы, вы бы восхитились моими амбициями. Разве в политике иначе? Почему я не могу просто взбираться к вершинам власти? Удастся сделать что-нибудь хорошее – прекрасно, не удастся – я получу кайф от своего высокого положения.

Я задумался. Доводы его казались нелепыми, однако найти в них изъян не получалось.

– Вы сознаете всю трудность задуманного? – спросил я. – Я о вашей склонности. Вряд ли Ирландия готова принять гея в роли министра, не говоря уже о председателе правительства.

– Как я уже сказал, я не наклеиваю себе ярлыки. И потом, есть всякие обходные пути.

Я кивнул, желая поскорее распрощаться, и тут вдруг меня осенило. Как будто вспыхнула лампочка.

– Можно вопрос? – спросил я.

– Да ради бога.

– У вас, часом, нет подруги?

Эндрю откинулся на стуле, явно удивленный.

– Конечно, есть, – сказал он. – Как не быть? Я привлекательный и в полном соку, у меня прекрасная работа.

– Значит, девушка есть, – сказал я, словно подводя итог. – И отсутствие ярлыков ее, как видно, ничуть не беспокоит.

– О чем вы?

– Она считает вас натуралом?

– Это личный вопрос, вам не кажется?

– Эндрю, вы пригласили меня на свидание. И вот я здесь. Поэтому, на мой взгляд, вопрос уместен.

Он секунду подумал и пожал плечами:

– Знаете, она ни о чем не спрашивала. А меньше знаешь – лучше спишь.

– О господи!

– Что?

– Еще скажите, что вы с ней собираетесь пожениться.

– Да, собираемся. В июле. Если карта ляжет, на свадьбу заполучу премьер-министра с женой.

Я рассмеялся:

– Ну вы ловкач! Но зачем, скажите на милость, вам жениться, если вы гей?

– Я уже сказал, я…

– Враг ярлыков, я помню. Но давайте одним ненадолго воспользуемся. Зачем вам жениться на несчастной девушке, если вы гей?

– Потому что мне нужна жена, – заявил он безапелляционно. – Этого ждут мои избиратели. Этого ждет партия. Без супруги и детей я ничего не добьюсь.

– А с ней-то как? – спросил я, сознавая, что не мне бы возмущаться. Но, справедливости ради, за двадцать один год после собственной свадьбы я никого не обманул касательно моей ориентации.

– Что – с ней? О чем вы?

– Вы готовы разрушить жизнь человеку, потому что вам не хватает смелости сказать о себе правду?

– Чем же это я ее разрушу? – Недоумение его казалось искренним. – Если все сложится, с государственным визитом мы с женой посетим Букингемский дворец, Белый дом и другие правительственные резиденции. По-вашему, это загубленная жизнь?

– Да, если рядом с вами нелюбимый человек.

– Но я люблю ее. Она расчудесная. И она меня любит.

– Ладно, поверю на слово.

– Не понимаю, чего вы так всполошились. Вас-то не заставляют на ней жениться.

– Верно. Каждому свое. Поступайте как знаете. Давайте закончим и пойдем отсюда.

– Понял, – улыбнулся он. – Ко мне нельзя. Но вы живете один, верно?

– Да, и что?

– Идем к вам?

– Зачем?

– А как вы думаете?

Я разглядывал его.

– Надеюсь, вы не рассчитывали провести со мной ночь?

– Нет, конечно. Уж не всю ночь. Пару часиков.

Я помотал головой:

– Спасибо, нет.

– Шутить изволите? – Он вправду растерялся.

– Ничуть.

– Но почему?

– Во-первых, мы едва знакомы…

– Ой, тоже мне причина!

– Возможно, не веская. Но у вас есть девушка. Виноват, невеста.

– Которая ни о чем не ведает.

– Нет, Эндрю. В эти игры я больше не играю.

– В какие?

– Я не хочу участвовать в обмане. И без того долго лгал и таился. На эту дорогу я уже не сверну.

Эндрю улыбнулся, убежденный в неотразимости своего обаяния:

– Не хочу на этом заострять внимание, Сирил, но вам якобы сорок девять, а мне всего тридцать четыре, и я преподношу вам себя на блюдечке. Неужели вы откажетесь от такой возможности?

– Боюсь, да. Сожалею.

Эндрю долго молчал, переваривая мой отказ, потом покачал головой и рассмеялся:

– Ладно, воля ваша. – Он встал. – Вечер пропал зазря. Вы профукали классное наслаждение, приятель, больше сказать нечего. Ко всему прочему, у меня огромный член.

– Рад за вас.

– Точно не передумаете?

– Абсолютно, не сомневайтесь.

– Вам же хуже. Однако имейте в виду, – Эндрю навис над столом, глядя мне в глаза, – если кому-нибудь расскажете о нашей встрече, я не только от всего откажусь, но еще привлеку вас за клевету.

– Клевета предполагает письменную форму, здесь уместнее слово «оговор». Что тоже неверно, поскольку я бы сказал правду.

– Да пошел ты! Не шути со мной, понял? У меня большие связи. Мигом вылетишь с работы.

– Ступай себе с богом, – сказал я устало. – Не собираюсь я никому ничего рассказывать. Все это просто недоразумение. Не беспокойся.

– Ладно. – Он надел куртку. – Смотри, я предупредил.

– Иди, иди.

Он ушел.

Заказав еще пива, из своего уголка я разглядывал посетителей бара, весело проводивших вечер. Ничего не меняется, думал я. Вообще ничего. По крайней мере, в Ирландии.

За месяц до окончания срока Чарльза помиловали, поскольку у него диагностировали неоперабельную опухоль мозга. Не желая возвращаться в одинокую квартиру в районе Болсбридж, он умолял меня позволить ему окончить свои дни в доме на Дартмут-сквер, где, по его невероятному заверению, он провел счастливейшие дни своей жизни. Я уже сорок лет там не живу, втолковывал я, но он считал, что просто упрямлюсь, и в результате я позвонил Алисе, дабы обрисовать ситуацию. За три года после пробной встречи в пабе «Герцог» отношения наши улучшились ненамного, но, к моей вящей радости, она тотчас дала согласие, не упустив прекрасную возможность лишний раз напомнить: Чарльз был очень добр к ней, когда я сбежал со свадьбы, унизив ее перед родными и друзьями и бросив ее, беременную, на произвол судьбы.