более на рыбное налегают. Да у нас его так раскормили — чистая попадья. От котлеток и то нос воротит… Чего ищешь? Ты за кровать руку-то сунь, там у меня завсегда тряпочка лежит, после пастилы руки вытирать.

Кис один за другим обтерла липкие пальцы, прижалась к горячей, как жаровня с каштанами, спине Агафьи Тимофеевны и прищурила щелочкой глаза, — лучик стал тоненький-тоненький. И пропал. Откуда-то с потолка пахнуло гаврским морским ветром. В окно медленно вплыл с протяжным ревом, высоко вздымая нос, океанский, цвета чайной колбасы, пароход и бросил якорь у самой спины Агафьи Тимофеевны. Столб брызг… Девочка пожевала во тьме губами и затихла.

Хозяйка «Ильи Муромца» осторожно выпрямила закинутые за голову руки Катюши, согнала кота с постели и боком покосилась на нежный детский профиль. История… Почти лет сорок с ребенком не спала, с той поры, как Ильюша ее маленьким был. А теперь у Ильюши — из Праги карточку прислал — борода с проседью.

Врать на старости лет дитяти пришлось, мамашу выгораживать. А что ж скажешь? Не в горелки играть на Монпарнас ездят. Успокоила детское сердце, за грех не зачтется.

Подбила под поясницу подушку, прислонилась и стала в уме прикидывать, во что ей засол огурцов в этом году обойдется. Все равно ведь не скоро заснешь сегодня…

1932

САША ЧЕРНЫЙ — ПОЭТ

Из книги «Сатиры»

ЛАМЕНТАЦИИ

Хорошо при свете лампы

Книжки милые читать.

Пересматривать эстампы

И по клавишам бренчать, —

Щекоча мозги и чувство

Обаяньем красоты.

Лить душистый мед искусства

В бездну русской пустоты…

В книгах жизнь широким пиром

Тешит всех своих гостей.

Окружая их гарниром

Из страданья и страстей:

Смех, борьба и перемены,

С мясом вырван каждый клок!

А у нас… углы да стены

И над ними потолок.

Но подчас, не веря мифам.

Так событий личных ждешь!

Заболеть бы, что ли, тифом.

Учинить бы, что ль, дебош?

В книгах гений Соловьевых,

Гейне, Гёте и Золя,

А вокруг от Ивановых

Содрогается земля.

На полотнах Магдалины.

Сонм Мадонн, Венер и Фрин,

А вокруг — кривые спины

Мутноглазых Акулин.

Где событья нашей жизни.

Кроме насморка и блох?

Мы давно живем, как слизни,

В нищете случайных крох.

Спим и хнычем. В виде спорта,

Не волнуясь, не любя.

Ищем Бога, ищем черта.

Потеряв самих себя.

И с утра до поздней ночи

Все, от крошек до старух,

Углубив в страницы очи.

Небывалым дразнят дух.

В звуках музыки — страданье.

Боль любви и шепот грез.

А вокруг одно мычанье.

Стоны, храп и посвист лоз.

Отчего? Молчи и дохни.

Рок — хозяин, ты — лишь раб.

Плюнь, ослепни и оглохни,

И ворочайся, как краб!

…………………………………………

Хорошо при свете лампы

Книжки милые читать.

Перелистывать эстампы

И по клавишам бренчать.

1909

ПРОБУЖДЕНИЕ ВЕСНЫ

Вчера мой кот взглянул на календарь

И хвост трубою поднял моментально.

Потом подрал на лестницу, как встарь,

И завопил тепло и вакханально:

«Весенний брак! Гражданский брак!

Спешите, кошки, на чердак…»

И кактус мой — о, чудо из чудес! —

Залитый чаем и кофейной гущей.

Как новый Лазарь, взял да и воскрес

И с каждым днем прет из земли все пуще.

Зеленый шум… Я поражен:

«Как много дум наводит он!»

Уже с панелей смерзшуюся грязь,

Ругаясь, скалывают дворники лихие.

Уже ко мне забрел сегодня «князь».

Взял теплый шарф и лыжи беговые…

«Весна, весна! — пою, как бард. —

Несите зимний хлам в ломбард».

Сияет солнышко. Ей-богу, ничего!

Весенняя лазурь спугнула дым и копоть,

Мороз уже не щиплет никого.

Но многим нечего, как и зимою, лопать…

Деревья ждут… Гниет вода.

И пьяных больше, чем всегда.

Создатель мой! Спасибо за весну! —

Я думал, что она не возвратится, —

Но… дай сбежать в лесную тишину

От злобы дня. холеры и столицы!

Весенний ветер за дверьми…

В кого б влюбиться, черт возьми?

1909

АНАРХИСТ

Жил на свете анархист,

Красил бороду и щеки.

Ездил к немке в Териоки

И при этом был садист.

Вдоль затылка жались складки

На багровой полосе.

Ел за двух, носил перчатки —

Словом, делал то, что все.

Раз на вечере попович.

Молодой идеалист.

Обратился: «Петр Петрович,

Отчего вы анархист?»

Петр Петрович поднял брови

И, багровый, как бурак.

Оборвал на