В тот день в Стоу я дважды спустился с горы с помощью одного паренька, который учился кататься на сноуборде, а потом заковылял в сторону основного подъемника. Оперся о подставку, где народ ставит свои лыжи, пока попивает в закусочной горячий шоколад и перекусывает курочкой в панировке, и стал ждать Джесс.

Марк Макгуайр в строгом костюме. Под глазами у него круги, и мне становится даже жаль его, потому что, по всей видимости, ему тоже не хватает Джесс. Но тут я вспоминаю, как он ее бил.

— Назовите для протокола свое имя и фамилию, — требует прокурор.

— Марк Макгуайр.

— Где вы проживаете, мистер Макгуайр?

— Берлингтон, Грин-стрит, 44.

— Сколько вам лет?

— Двадцать пять, — отвечает он.

— Где вы работаете?

— Я студент последнего курса Вермонтского университета, подрабатываю лыжным инструктором в Стоу.

— Вы были знакомы с Джесс Огилви, мистер Макгуайр?

— Мы пять месяцев с ней встречались.

— Где вы были в воскресенье, десятого января две тысячи десятого года? — спрашивает Хелен Шарп.

— В Таунсенде, в пиццерии «Мамочкина пицца». У Джесс был урок с Джейкобом Хантом, а мне иногда хотелось присутствовать на этих уроках.

Это ложь. Ему просто не нравилось, что она проводит время со мной и не станет из-за него отменять наши встречи.

— Значит, вы знакомы с Джейкобом?

— Да.

— Сегодня вы видите его в зале суда?

Я опускаю глаза и неотрывно смотрю на стол, чтобы не чувствовать колючий взгляд Марка.

— Он сидит вон там.

— Занесите в протокол, что свидетель опознал подсудимого, — говорит прокурор. — Сколько раз до десятого января вы видели Джейкоба?

— Не знаю. Раз пять-шесть.

Прокурор подходит к свидетельской трибуне.

— Какие между вами были отношения?

Я чувствую, как Марк вновь бросает на меня взгляд.

— Честно признаться, я не обращал на него внимания.

«Мы в комнате Джесс смотрим фильм об убийстве ДжонБеннет Рэмси, в расследовании которого, разумеется, принимал участие доктор Генри Ли. Я рассказываю Джесс, что правда, а что — голливудский вымысел. Она продолжает проверять свою голосовую почту, но сообщений там нет. Я настолько поглощен фильмом, что не сразу понимаю, что она плачет. „Ты плачешь“, — констатирую я очевидное, но не понимаю, почему, ведь она не была знакома с ДжонБеннет, а люди обычно не плачут, если умирают незнакомые им люди. „Похоже, сегодня не мой день“, — отвечает Джесс и встает. При этом она издает такой звук, как побитая собака. Когда она становится на стул, чтобы достать с верхней полки, где хранит туалетную бумагу, пластиковые пакеты „Эплок“ и салфетки „Клинэкс“, упаковку последних, ее свитер задирается, и я их замечаю — красные, фиолетовые и желтые, смахивающие на татуировку, но я насмотрелся „Блюстителей порядка“, чтобы сразу узнать синяки.

„Что с тобой случилось?“ — спрашиваю я, а она отвечает, что упала.

Я насмотрелся „Блюстителей порядка“, чтобы понять — девушки всегда так отвечают, когда не хотят, чтобы окружающие узнали, что их избивают».

— Мы заказали пиццу, — рассказывает Марк, — ту, которую ест Джейкоб, без пшеничной муки. Пока мы ожидали заказ, Джейкоб пригласил Джесс в кино. Рассчитывал на свидание. Мне это показалось смешным, но, когда я засмеялся, Джесс на меня разозлилась. Я не собирался сидеть и молча выслушивать оскорбления, поэтому ушел.

Оказывается, еще тяжелее, чем взгляд Марка, выдерживать взгляд моей мамы.

— Вы после этого случая разговаривали с Джесс? — спрашивает Хелен.

— Да, в понедельник. Она позвонила и попросила зайти. Я и зашел.

— В каком она была настроении?

— Она думала, что я злюсь на нее…

— Возражаю, — вмешивается Оливер, — это только предположение.

— Поддерживаю, — кивает судья.

Марк, похоже, сбит с толку.

— Каково было ее эмоциональное состояние? — спрашивает Хелен.

— Она была расстроена.

— Вы продолжили препирательства?

— Нет, — отвечает Марк. — Мы поцеловались и помирились. Ну, вы понимаете…

— Значит, вы провели с ней ночь?

— Да.

— Что произошло во вторник утром?

— За завтраком между нами снова вспыхнула ссора.

— Что явилось причиной? — задает вопрос Хелен Шарп.

— Я даже не помню. Но я вспылил и… толкнул ее.

— Вы имеете в виду, что ваша перепалка перешла в рукоприкладство?

Марк опускает глаза на свои руки.

— Я не хотел. Но мы кричали друг на друга, я схватил ее и толкнул к стене. Я тут же остановился, извинился. Она велела мне уйти, поэтому я ушел. Я лишь на мгновение дотронулся до нее.

Я вскидываю голову. Хватаю лежащую передо мной ручку и начинаю писать, нажимая на ручку так сильно, что она рвет блокнот. «Он лжет», — пишу я и подталкиваю блокнот к Оливеру.

Он смотрит на написанное и пишет в ответ: «?»

«Синяки на шее».

Оливер вырывает лист бумаги и прячет его в карман. А тем временем Марк прикрывает глаза, его голос дрожит.

— Я звонил ей целый день, чтобы еще раз извиниться, но она не отвечала. Я решил, что она намеренно игнорирует мои звонки. И поделом мне. Но в среду утром я заволновался. Пришел к ней домой, решив, что застану ее перед занятиями, но дома ее не оказалось.

— Вы заметили что-нибудь необычное?

— Дверь была открыта. Я вошел. Ее пальто висело на вешалке, кошелек лежал на столе, но когда я позвал ее — в ответ тишина. Я искал по всему дому, но Джесс не было. В спальне разбросаны вещи, постель разобрана.

— Что вы подумали?

— Сначала я решил, что она уехала. Но тогда бы она меня предупредила, к тому же в тот день у нее был экзамен. Я позвонил ей на сотовый, но она не ответила. Я позвонил ее родителям и подругам, но никто ее не видел. Она никого не предупредила, что куда-то уезжает. Тогда я обратился в полицию.

— Что произошло дальше?

— Детектив Метсон сказал мне, что заявления о пропавших людях принимаются по истечении тридцати шести часов, но все же поехал со мной к дому Джесс. Откровенно говоря, мне показалось, что он не воспринимает меня всерьез. — Марк смотрит на присяжных. — Я не пошел на занятия, а остался ждать в доме Джесс, на случай ее возращения. Но она так и не вернулась. Я сидел в гостиной, когда понял, что кто-то расставил все диски в алфавитном порядке, о чем тут же сообщил полиции.