Вскоре Эсташ де Куланж согласился значительно улучшить содержание своего пленника. По настоянию сестры он разрешил доставить в камеру книги, которые Диана привезла с собой, равно как и письменные принадлежности.

Завидев Одилона Легри и стражников, явившихся к нему с охапками книг, Анн испытал неподдельную радость. Все присланные Дианой тома оказались посвящены древнеримской истории и мифологии – его излюбленное чтение. Еще немного, и скука вместе с отчаянием рассеются как дым.

Но радость узника возросла еще больше, когда славный начальник замковой стражи сообщил ему, что это – библиотека барышни де Куланж. Как только они ушли, Анн принялся лихорадочно перелистывать страницы, надеясь найти там послание от девушки. Напрасно. Немного разочарованный, он взял историю, посвященную богине Диане, и погрузился в чтение.

От этого занятия его отвлек чей-то странный голос:

– Сеньор Анн… Анн…

Он огляделся. Звук доносился не из-за двери и не из окна. Звучало гораздо ближе, где-то в самой комнате, но при этом будто издалека.

Голос повторил:

– Сеньор Анн… Анн…

– Кто говорит?

Отозвалось глуховато:

– Камин… ин…

Анн подошел к камину и догадался, наконец, откуда доносится звук. Справа виднелось жерло дымохода, тянущегося с нижнего этажа. Труба была слишком узка для побега, вот почему ее не закрыли решеткой. Проскользнуть туда могла разве что собака.

Анн склонился к отверстию.

– Кто там?

– Диана де Куланж…анж… [19]

– Где вы?

В этот момент открылась дверь, и заглянувший стражник подозрительно осведомился у пленника, с кем это он тут разговаривает. Анн ответил, что сам с собой, и добрый малый удалился, ворча под нос. Когда дверь закрылась, Диана де Куланж опять подала голос, отдававшийся эхом:

– Не говорите… ите… Отвечайте письмом… ом…

Анн схватил перо, и началась самая необычная из бесед.

К нему долетали очаровательно заикавшиеся слова. Он отвечал на них, бросая в дымоход клочки бумаги с еще непросохшими чернилами – белые мотыльки, исчезавшие, порхая, в темноте…

Еще ребенком Диана обнаружила эту трубу, выходившую в нижнюю комнату. Так она общалась с детьми стражников и слуг, с которыми вместе играла.

Затем она спросила о той странной женщине в красном, и в вопросах девушки Анн почувствовал жало ревности. Он объяснил ей, что это – колдунья и смертельный враг его семьи.

И молодые люди заговорили о самих себе. С волнением обнаружили они сходство своих судеб: оба потеряли отцов при Азенкуре, а матерей – когда те произвели их на свет. Они обменивались историями о своей повседневной жизни. Диана много смеялась, рассказывая, как благодаря Зефирину отшивала молодых бургундских дворян и описывала их раздосадованные физиономии, когда те из-за птицы были вынуждены сдерживать свои порывы.

Что касается Анна, то долг обязывал его сделать признание. Два слова начертал он на клочке бумаги: «Я женат». Глядя, как белый мотылек исчезает в жерле трубы, Анн был недалек от отчаяния. Ну вот, все и кончено! Конец их тайному диалогу, волшебному эху. Может даже, у него заберут книги, и он опять останется во тьме – еще более одинокий, чем прежде…

Действительно, сначала его записку встретило долгое молчание, но потом вдруг посыпались, тесня друг друга, вопросы. Кто она? Где она? Почему он скрыл ее существование от брата? Анн отвечал, как прежде Этьенетте де Дре: она больна, находится в эрменонвильском лепрозории. Однако на сей раз эффект был совершенно противоположным: Диану это не только не оттолкнуло, но даже еще больше приблизило к нему. Девушка обещала молиться за несчастную и сделать все, чтобы помочь Анну в этом испытании, – если он захочет.

Потом Диана сменила тему и вновь обрела свою веселость, а вместе с собеседницей развеселился и Анн… Они вспомнили свою первую встречу.

Он захотел поделиться с ней тем, что его тогда поразило. Быстро нацарапал: «Как странно! Вас зовут Дианой, и вы наткнулись на меня спящего, как на Эндимиона…»

Внизу снова наступило молчание. Потом она поинтересовалась, каким чудом он уже успел прочесть об этом в ее книге. Он ответил, немного задетый за живое, что знает историю Дианы и Эндимиона уже очень давно.

И услышал:

– Значит, вам открыта и моя тайна… айна…

Да, он знал. Но ему вдруг захотелось, чтобы она произнесла это сама. И безжалостно написал: «Я видел ее, но не слышал».

И стал ждать. Ответ пришел – дрожащим, едва слышным голосом:

– Я вас люблю… люблю…

Послышался звук поспешных шагов. Девушка убежала…

Той ночью он не спал. Спать не давал голос. Стоило ему смежить веки, как он слышал: «Диана де Куланж… анж… Я вас люблю… люблю…» Анн уже был готов умереть от тоски и вот – переживает самое безумное из приключений! Диана-охотница, явившаяся ниоткуда со своим соколом на плече, любит его. И с какой силой! Она не отступилась, когда он сказал ей, что женат. Она без колебаний открылась ему, когда он попросил. Значит ли это, что он тоже любит ее? Неужели он разлюбил Теодору? Нет, конечно, но это не мешало ему восхищаться Дианой.

Внезапно Анн с силой бросился на свое ложе. Нельзя больше изводить себя вопросами. Довольно думать! Это принесет ему лишь боль. Надо просто прожить эти дни, не размышляя, в полную меру…

И последующие дни оказались такими, как он и надеялся. Диана находилась вокруг него повсюду, хотя он и не мог ее видеть, поскольку в его камеру она не входила, а из окна донжона замок был практически не виден.

Анн не видел ее, но слышал. Диана была сама веселость, сама жизнь. Она напевала на дозорном ходу, смеялась перед каминной трубой. Анн не мог ответить смехом на этот смех, поэтому изливал его на бумагу.

Не мог он отозваться и на ее пение – ведь она на своем этаже устраивала ему настоящие серенады! Услышав их в первый раз, он решил, что это, наверное, немного чересчур. Она же, наоборот, находила свою выдумку чрезвычайно забавной. Так что он слушал эти известные всем баллады, где рыцарь признавался в любви заточенной в башню принцессе. Диана, правда, заменяла «принцессу» на «рыцаря», а «рыцаря» – на «принцессу».

Она также развлекала его музыкой. Поставив после ужина свой орган на стол в большом зале, играла допоздна. Обитатели замка, начиная с самого Эсташа, не проявляли на сей счет ни малейшего удивления, поскольку играть на органе по ночам уже давно вошло у Дианы в привычку. Наоборот, бесконечная музыка знаменовала возврат счастливых дней, даже если заснуть теперь стало немного труднее.

А потом наступило Богоявление 1432 года…

Анн надеялся, что сир де Куланж позволит ему, как и на Рождество, покинуть камеру и присутствовать на богослужении. Но ничего подобного не случилось. Скрепя сердце слышал он, как в замковой церкви звонят к обедне. Значит, он не увидит Диану в день своего двадцатилетия!