– Дайте листок, покажу. – И он написал крупными печатными буквами «ЛИЛИЯ», в первом «Л» продолжил наверх ножки, а к первому «И» добавил хвостик вниз. Вышло «ХУЛИЯ». – В общем, житья не было. А у меня на фирме, как назло, одни евреи, только грузчик-хохол затесался. Двух сотрудников, которые лицом пожидовистее, хулиганье палками избило. Не поверите – в почтовый ящик дерьмо клали, не лень же ж было!..

– Я верю вам, – сказал Тилле. – Но это к нам не имеет отношения. Подобные локальные криминальные конфликты – дело полиции.

Рукавица вытер пот с лица и приосанился:

– Вот в том-то и дело, что полиция – самые главные бандиты. – (Тилле на это опять пожал плечами – мол, я вашу полицию переделать не могу.) – Полиция меня и мучила. Когда хоронили поэта Белозира, я тоже пошел на похороны. Был митинг. Я выступил, сказал, что пора кончать с этим произволом. Через неделю какие-то люди стали звонить. «Плохо кончишь, гад, лучше заткни свой пархатый рот, не то язык вырвем, в задницу вставим! И никакой Иисус Иосифович тебе не поможет!»

– Кто? – не понял я.

– Ну, Иисус Иосифович Христозон, это шутки у них такие, Кучма однажды сказал, а эти болваны повторяют. В общем, все в таком виде: звонят, грозят и ругают. Через пару месяцев, в начале февраля этого года, опять же ж был митинг, выступал Мороз – есть у нас такой оппозиционер, если только еще жив, не знаю. Я опять пошел…

– А чего вы по митингам ходили? Вам лично чего не хватало? Сидели бы в бюро и работали! – прервал его Тилле.

Рукавица пресекся, будто грудью налетел на что-то твердое. Оторопело посмотрел на Тилле.

– Ну… Я человек такой. Не могу молчать. Как где митинг – ноги сами туда несут!

Тилле махнул рукой – мол, сами виноваты, а Рукавица продолжал с неудержимой прытью дальше:

– Шли с митинга, подъехал «черный ворон», всех в него покидали, три дня в полиции держали, ругали: «Не играй в демократию – как Гонгадзе кончишь!» – и дубинками своими молотили. Ну, у нас как?.. Папуас папуасу друг, товарищ и корм. Вот и съели меня. Еле живой выбрался. Максимке ногу сломали…

– А вы откуда знаете? – язвительно остановил его Тилле. – Вы же с ним только тут, в Германии, познакомились?

Рукавица оторопело уставился на него, сглотнул и начал быстро молоть дальше:

– А это… Он там… Потом, тут… здесь… рассказал, сегодня утром… Оказывается, мы на одном митинге были… Но там не встретились, а только в Дрездене… Где и как познакомились, трудно сказать… просто увиделись, тут…

Тилле поднял руку:

– Стоп! Ближе к делу. В чем вообще проблема? Не ходите по митингам – и не будут вас по полициям таскать. Кстати, раньше имели какие-нибудь проблемы с органами власти, с МВД и КГБ?

Рукавица в ужасе отшатнулся:

– С Кагебой? Ничего никогда. Боже упаси! Я только одного майора КГБ лично знал. Это был самый веселый шикарь, которого я в жизни встречал. Он говорил на пяти языках, пел, играл на всех инструментах и знал наизусть «Слово о полку Игореве». Я вообще политикой никогда не интересовался.

Тилле усмехнулся:

– Как это понять?.. А зачем тогда на митинги ходили?

– Ну, людей поддержать, – нашелся Рукавица.

– На филантропа вы мало похожи, – прямо сказал ему Тилле. – Скажите откровенно, что вас привело к нам? Мафия? Неоплаченные счета? Черные дела? Междоусобицы?

Рукавица замолк, скорбно смотрел на Тилле. Потом со вздохом произнес:

– Знаете, у нас сейчас так: или подыхай с голоду, и тогда тобой никто не интересуется; а если голову высунул и жить хочешь по-людски – знай, что ее тебе снесут или платить заставят за крышу. Измучен крышами и штрафами. Знаете, ведь у нас как?.. У нас у людей в головах полный социализм остался. А что социалист может?.. – воодушевился он немного. – Вот, к примеру, если ресторан плохо идет, не дает прибыли, то социалист начинает жаться: урезает порции, уменьшает отопление, экономит на рекламе и прочем – и проваливает все дело окончательно. Так провалили Союз. А капиталист возьмет ссуду в банке, наймет отличного повара, купит хрустальные люстры, позаботится о порциях, вазах, цветах, красивых официантках, рекламе – и ресторан пойдет вверх, начнет давать доход. Вот и я хотел так… Да не вышло…

– Значит, платить заставляли? – по-отечески переспросил Тилле.

Рукавица кивнул:

– Сил нет. Съели живьем.

– Ну хорошо, посмотрим с другой стороны. Вы, богатый человек, разве не можете найти способ легально жить на Западе? Вон сколько ваших сограждан тут виллы и дворцы покупают!

– В том-то и дело, что на виллу не хватает, – пробормотал Рукавица. – Купить-то еще можно, но вот содержать ее… Ну и вообще…

– Почему бы ему легально, как контингентному беженцу, по еврейской линии не приехать? Мать же еврейка? – спросил я у Тилле.

Тот пожал плечами:

– Не знаю. Не хочет, наверно.

– Спросить?

– Только от себя. Меня это не касается. Я не имею права такие советы давать.

И он выключил диктофон, а я спросил у Рукавицы, почему он, если у него мать еврейка, не едет обычным путем, как пол-Одессы выехало?

– Так мать же ж умерла, – удивленно посмотрел он на меня.

– Ну и что?.. Метрика же осталась?..

– Метрика осталась. А что, так можно? – уставился он на меня. – С метрикой, но без мамы?

– Что он говорит? – спросил у меня Тилле, я перевел, на что он выразился весьма туманно:

– Еврейка и после смерти остается еврейкой… – но тут же, как бы спохватившись и одернув себя, сказал: – Если, конечно, документы в синагоге зафиксированы. Впрочем, я этих законов особо не знаю, не моя область. Пусть спросит у себя в Киеве или в немецком консульстве. Или в синагоге. Только переведите это от себя, пожалуйста, я этого не говорил, не имею права говорить.

Я перевел его слова Рукавице. Тот задумчиво поправил галстук, спрятал платок (лоб уже высох, нос не блестел). Подумал.

– А это идея… Надо попробовать… Я думал, если умерла – то все, пропало дело. Как-то особенно не интересовался. Из головы выпало. Думал, если не жива, оформлять нельзя же ж…

Я напомнил:

– Сами говорили, что за деньги можно мертвого живым сделать и наоборот. Особенно в Одессе. Приедете сюда официально. Если капитал есть – можно и тут дела делать.

– Вы делаете? – с живым интересом спросил он.

– Нет, я из другой области.

– Да-да, эта идея с синагогой – хорошая идея, – повеселел Рукавица (было видно, что в голове у него начали роиться какие-то новые планы).

– А что, никто из ваших родственников еще не уезжал? – спросил я в свою очередь.

– Представьте себе, нет. Даже удивительно, но факт. Да и зачем было уезжать?.. Нам и там неплохо жилось, пока вот не припекло…