— Шарль Жан Мари Барбару оказал мне плохую услугу, прислав вас сюда, — заявил депутат, приподняв бровь. — Его разыскивают, вы не слыхали? Он что, добивается, чтобы и меня арестовали? У меня полно собственных забот, вы можете сообщить ему об этом, когда вернетесь в Кан, а я очень надеюсь, что вернетесь вы туда скоро.

Он стал вставать из-за стола.

— Прошу вас, — умоляюще сказала Шарлотта. — Моя подруга была в тюрьме Аббатской обители, когда началась резня. Ее тела даже не нашли. Мы надеемся, что ей удалось сбежать, но не знаем куда. Вы должны сказать, кто из членов Собрания присутствовал на этих допросах.

Депутат ответил не сразу, губы его изогнулись в улыбке. Улыбка была не из приятных.

— Из Аббатской обители не сбежал никто! — сухо сказал он. — Несколько человек были оправданы — их можно перечесть по пальцам рук. Если у вас хватило глупости прийти сюда, возможно, у вас достанет неразумия, чтобы обратиться к человеку, ответственному за террор. Но я бы вам этого не советовал. Его имя Марат.

12 июля 1793 года

Мирей, в соломенной шляпке с цветными лентами и платье в красно-белый горошек, вышла из открытой повозки Давида и попросила возницу подождать. Она спешила на Центральный рынок, один из старейших в городе и всегда многолюдный.

За те два дня, которые прошли со времени ее прибытия в Париж, Мирей узнала достаточно, чтобы начать действовать. Она не могла дожидаться указаний аббатисы. Произошло не только то, что исчезли пять монахинь с фигурами, но и то, что слишком многие узнали о шахматах Монглана и о ее причастности к этому делу. Слишком многие: Робеспьер, Марат, Андре Филидор (шахматист и композитор, чью оперу они слушали вместе с мадам де Сталь). Филидор, по словам Давида, сбежал в Англию. Но прежде чем уехать, он рассказал художнику о встрече, которая произошла у него с великим математиком Леонардом Эйлером и композитором по имени Бах. Последний переложил эйлеровскую формулу прохода коня на музыку. Эти люди думали, что тайна шахмат Монглана связана с музыкой. Как далеко в этом продвинулись другие?

Мирей шла по рыночной площади мимо красочных лотков с овощами, виноградом и дарами моря, которые могли позволить себе лишь богачи. Сердце ее стучало, мысли в голове мешались. Надо действовать немедленно, пока она знает о своих противниках, а они не имеют представления о ней. Все они, словно пешки на шахматной доске, двигались к невидимому до поры центру игры, движимые силой столь же неумолимой, как сама судьба. Аббатиса была права, когда считала, что им пора брать инициативу в свои руки. Но все нити должны были сойтись в руках Мирей, потому как теперь молодая женщина знала о шахматах Монглана гораздо больше, чем аббатиса, — больше, чем кто-либо в мире.

История Филидора служила лишним доказательством того, что говорил Талейран и что подтвердила Летиция Буонапарте: существовала некая формула, связанная с шахматными фигурами. Об этом аббатиса никогда не упоминала. Однако Мирей знала. Перед ее глазами до сих пор парила фигура Белой Королевы — с жезлом в виде восьмерки в воздетой руке. Мирей спустилась в лабиринт Les Halles, который когда-то был римскими катакомбами, а теперь стал подземным рынком. Здесь располагались палатки, торгующие медной утварью, лентами, специями, шелками с Востока. Она прошла мимо маленького кафе со столиками, выставленными прямо в узком проходе. За ними сидели несколько мясников в рабочей одежде, на которой видны были отметины их ремесла. Они ел суп и играли в домино. Взгляд молодой женщины скользнул по пятнам крови на их руках и белых передниках. Мирей закрыла глаза и постаралась побыстрее миновать узкий коридор.

Пройдя по еще одному коридору, она нашла лавку ножевых изделий. Мирей перебрала весь товар, проверила твердость и остроту каждого ножа, прежде чем нашла тот, который ее устроил, — кухонный нож со сбалансированным пятнадцатисантиметровым лезвием, похожий на bousaadi, с которым она хорошо наловчилась обращаться в пустыне. Мирей заставила продавца так заточить лезвие, что оно могло расщепить волос вдоль.

Теперь оставался только один вопрос: как ей попасть туда, куда требовалось? Мирей проследила за тем, как продавец завернул нож в коричневую бумагу, заплатила два франка за покупку, взяла сверток и удалилась.

13 июля 1793 года

Ответ на свой вопрос Мирей нашла на следующий день, когда они с Давидом ссорились в маленькой гостиной рядом со студией. Как делегат Конвента, художник мог тайно провести племянницу в жилище Марата. Однако он отказывался, поскольку боялся. Их шумную перепалку остановило появление Пьера, слуги Давида.

— Перед воротами стоит леди, господин. Она спрашивает вас, говорит, ей нужно узнать о мадемуазель Мирей.

— Кто она? — спросила Мирей, бросая быстрый взгляд на Давида.

— Из благородных, такая же высокая, как вы, мадемуазель, — ответил Пьер. — У нее рыжие волосы, она назвалась Шарлоттой Корде.

— Впустите ее, — сказала Мирей, к огромному удивлению Давида.

Итак, это посланница, подумала Мирей, когда Пьер ушел. Она вспомнила холодную, переполненную гневом компаньонку Александрин де Форбин. Три года прошло с тех пор, как две монахини из Кана приехали в аббатство в Пиренеях сообщить, что шахматы Монглана в опасности. Теперь она явилась по просьбе аббатисы, однако слишком поздно.

Когда Шарлотта Корде вошла в комнату и увидела Мирей, она остолбенела, не в силах поверить своим глазам. Чуть поколебавшись, она уселась на стул, который предложил ей Давид, не спуская при этом глаз с молодой женщины. Перед Мирей сидела та, благодаря которой шахматы Монглана были извлечены на свет. Хотя время изменило их обеих, они до сих пор были похожи друг на друга: обе высокие, широкие в кости, с непослушными рыжими локонами. Их легко можно было бы счесть родными сестрами.

— Я уже отчаялась тебя найти, — сказала Шарлотта. — След давно остыл, и все двери передо мной закрывались при упоминании твоего имени. Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз.

Она посмотрела на Давида, тот сразу же извинился и вышел. Когда женщины остались одни, Шарлотта спросила:

— Фигуры в безопасности?

— Фигуры! — горько повторила Мирей. — Всегда фигуры, одни только фигуры. Я дивлюсь упорству аббатисы: Господь вверил ей души пятидесяти монахинь, женщин, которые удалились от мира, которые верили ей больше, чем самим себе. Она сказала нам, что фигуры опасны, но умолчала о том, что на нас будут охотиться и убивать. Что же это за пастырь, который ведет свою паству на бойню?

— Понимаю, ты расстроена смертью кузины, — сказала Шарлотта. — Но это произошло по несчастному стечению обстоятельств! Как и мою сестру Клод, Валентину растерзала обезумевшая толпа. Ты не должна допустить, чтобы это поколебало твою веру. Аббатиса избрала тебя для этой миссии…

— Теперь я сама выбираю свою миссию! — воскликнула Мирей, ее зеленые глаза пылали гневом. — И начну с того, что уничтожу человека, убившего мою кузину, потому что это не было случайностью! Еще пять монахинь исчезли за последний год. Я думаю, он знает, что сталось с ними и с теми фигурами, которые были им доверены. У меня к нему немалый счет.