– Ну, ты другое дело – ты хорошенькая и все такое. Ты же знаешь, как глупо я выгляжу в приличной одежде. После войны я поеду за границу, потому что я там никогда не была. Арчи сказал, я могу жить у него.

Она резко умолкла, и Полли догадалась, что та думает об отце.

– Клэри, я хочу тебе кое-что сказать… Ты ведь знаешь, вся семья считает его погибшим – и я тоже, если честно. Я только хотела сказать, что восхищаюсь твоей верой. Что бы ни случилось, я всегда буду восхищаться. В жизни не встречала такой преданности!

Воцарилось молчание.

– Откуда ты знаешь, что я думала о нем? – спросила наконец Клэри.

– Наверное, я всегда догадываюсь.

– Это правда. Каждый день думаю, и по вечерам тоже. Только больше ни с кем не разговариваю, потому что у всех закончились воспоминания – даже у Арчи.

– Да…

– Спокойной ночи, Полл. Спасибо за твои слова.

Поздно ночью, когда девочки уже крепко спали, к ним присоединилась Луиза.

* * *

– Все равно не понимаю, зачем мы здесь.

– Милая, они нас пригласили.

– И кто же это – они?

– Виола, жена Эдварда. Они нас и раньше приглашали, ты же помнишь.

– Прекрасно помню, однако все равно не понимаю, с чего.

Поморщившись, она сняла тугие клипсы и принялась вынимать шпильки из волос.

– Виола – сестра той самой Джессики, кажется?

– Мерси, милая, ты сама это прекрасно знаешь. Я думал, тебе не помешает немного развеяться. Обед был превосходный, правда?

– Неплохой, – снизошла она. – И мистер… Эдвард – очень милый.

– Мерси! – Он нарочито шутливо взъерошил ее волосы. – Кажется, он тобой очарован. Однако должен предупредить: он влюблен в свою жену!

– Да неужели?

– Вот именно. Так же, как и я влюблен в свою. – Он произнес эту фразу максимально убедительно, и ее темные глаза смягчились. – В постель! – воскликнул он со всем пылом, какой только смог изобразить.

– Знаешь, – начала она, – а вот я бы в жизни не посмотрела на другого мужчину – я не такая!

– Конечно, знаю! – Все это он уже слышал тысячу раз. Главное – уложить ее в постель прежде, чем она начнет сравнивать их характеры – не в его пользу. – Иди скорее, я заждался!

– Ты бы не приехал сюда, если бы у вас было что-то серьезное?

– Милая, я понятия не имею, о ком ты говоришь. К тому же я ведь сказал – ее любит муж. Я не из тех, кто готов на дуэль!

– Ага! Так, значит, обе в твоем списке! Меня не проведешь!

И ее понесло. Двадцать минут спустя он разлюбил Джессику, Вилли и, что хуже всего, ее саму. Понадобилось несколько часов, чтобы излить свою ревность, простить его и затем уговорить заняться любовью. Ему нравилось, когда за ним ухаживали, так что в конце концов он благосклонно принял предложение.

* * *

– Он слишком стар для нее.

– Она слишком молода – в принципе.

– Пожалуй, ты права. – Эдвард снял подтяжки и положил на прикроватный столик. Вилли вытащила зубы и теперь чистила их порошком. По молчаливому уговору тот, кто-то занимался зубами, не отвечал на реплики.

– Впрочем, кажется, славный парень, искренне увлечен флотом. Думаю, далеко пойдет. Рассказывал мне, что его собираются назначить командиром канонерки, очень радовался по этому поводу. Совсем не похож на «художественную натуру».

– В любом случае Луизе пора прекратить заниматься ерундой безо всякого опыта и приступить к нормальной работе. Поговорил бы ты с ней?

– Да ведь у нее еще полно времени! Сейчас не призывают девушек, пока им не исполнится двадцать.

– Да, не призывают, но она могла бы и добровольцем пойти. Пусть хотя бы курсы машинописи закончит – так будет легче найти хорошую работу. У нее же никаких навыков, ни малейших!

Это прозвучало столь ядовито, что он невольно бросил взгляд на ее отражение в зеркале: шелковая сорочка облегала плоскую, обвисшую грудь. С такого расстояния, без макияжа, с низкими бровями и коротко постриженными волосами, она походила на угрюмого мальчика. Где-то в глубине души шевельнулась неприятная мысль: а ведь она не любит Луизу! Однако он тут же отогнал ее. Глупости, она просто устала! Все устали – слишком много работы, волнений и тревог, а развлечений никаких. Интересно, заметит ли она, если он не предложит заняться любовью – совсем не было настроения.

– Я ужасно вымотался, – сказал он, – давай поговорим об этом завтра.

Она уже надевала пижаму – с недавних пор в холодное время года предпочитала их сорочкам. Он встал и подошел к раковине, чтобы не видеть ее голой.

– А эти Клаттерворты – неприятные ребята, – заметил он, переводя разговор на нейтральную тему.

Пауза.

– Ты был с ней очень мил за ужином.

Он уже вытащил зубы и не ответил.

– Да, она – тяжелый человек, что есть, то есть, – продолжала Вилли.

Почистив зубы и вставив их на место, он возразил:

– Ну, не то чтобы. Скучновата, пожалуй, хотя вполне дружелюбна. А вот он мне совсем не понравился. Не выношу таких: скользкий тип, похож на Безумного Шляпника, постоянно твердил, как все чудесно.

Вилли легла в постель и отвернулась на другой бок, подальше от него.

– Он – способный музыкант, твоя мать очень хотела с ним познакомиться.

– Ну, ради нее я готов выносить кого угодно.

Он открыл окно, лег в постель и выключил свет.

– Спокойной ночи, милая.

– И тебе.

Однако оба еще долго не могли заснуть: она – оттого, что никак не удавалось вообразить себе Лоренцо, когда он спал в нескольких метрах с другой женщиной, он – как обычно, не имея определенных мыслей или тревог, беспокоился о Луизе (та до сих пор натянуто улыбалась и обходила его стороной), о Диане, теперь беременной вдове, и, наконец, о бедном Хью, которого он искренне любил и которому ничем не мог помочь.

* * *

Луиза осторожно выскользнула за дверь. Было четверть второго. Весь вечер они провели в кругу семьи. Конечно, приятно, что он с ними поладил, однако хотелось поскорее остаться наедине. Наконец, прослушав Баха в исполнении мистера Клаттерворта и бабушки на двух пианино, она предложила Майклу сыграть в бильярд.

– На самом деле я не играю, – призналась она, закрыв за ними дверь.

– Я так и подумал, – откликнулся он. – Вообще-то я тоже.

Она оглядела большую, довольно темную комнату: из сидений только жесткая скамья.

– Боюсь, здесь холодновато.

Он снял свой китель и набросил ей на плечи.

– А ты как же?