Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Определюсь с тем, где жить, — пожал плечами Виндзор. — В Гейнсе скорее всего. Займусь своими имениями. — Он криво усмехнулся. — Думаю, тем же самым и вы займетесь.
Я уже решила, чего хочу. Успела обо всем подумать. Твердо знала, чего хочу больше всего на свете, и сказала об этом прежде, чем дала себе время подумать.
— Останьтесь со мной, Вилл. Останьтесь здесь. Не уезжайте в Гейнс.
— Как это заурядно! — Его брови взметнулись вверх. — Обустраивать гнездышко, как простые супруги?
— А почему бы и нет?
— Я ожидал чего-нибудь похуже.
— Я не была уверена, что вам этого захочется, — ответила я. Ведь мы с ним никогда не жили вместе, если не считать нескольких дней сразу после венчания. Необходимость держать все в тайне и его отъезд в Ирландию вынудили нас жить порознь, а поскольку наш брак был продиктован практическими соображениями, то Виндзор, возможно, предполагал, что и дальше так будет продолжаться. Но теперь необходимость скрывать и притворяться отпала…
— Честно говоря, я не представлял, что мы станем жить как добропорядочные супруги, — проговорил он. — Но раз мы оба оказались здесь, в изгнании…
— А вы можете предложить что-нибудь получше?
— Ничего лучшего мне в голову не приходит. — Он наклонился и прижался ко мне губами. Очень осторожно, будто не был уверен в том, как я на это отзовусь, — а может быть, он не был до конца уверен и в себе.
Я ответила на ласку, поощряя его к продолжению. Мне вдруг остро захотелось его, вся кровь загорелась огнем.
— Проводите меня на ложе, Вилл.
Мы взглянули друг на друга и улыбнулись.
— Вилл!..
— Давайте-давайте. Договаривайте.
— Вы испытываете ко мне симпатию?
— А что, вы сомневаетесь?
— Сомневаться можно во всем.
— Ну испытываю, испытываю.
— Звучит так, словно вы уговариваете капризного ребенка.
— Вы жестко ведете допрос, Алиса. — Ему стало весело, глубокие морщины на лице стали разглаживаться. — Не хуже, чем сам Гонт.
— Можете сказать правду. Я не стану рыдать у вас на плече.
— А я и не возражаю. У меня очень удобное плечо, и оно целиком к вашим услугам.
— Вилл!..
— Испытываю ли я к вам симпатию?.. К кому первому я направился, едва вернулся в Англию?
— Ко мне. Кажется.
— Кому я писал письма, хотя это было не совсем удобно?
— Мне.
— Ну вот вам и ответ. Кажется, я даже говорил, что скучал по вам. А это ведь в первый…
У меня отлегло от сердца, и я ударила его в плечо.
— И это все, что вы можете мне сказать?
— Да. Я утомился. Постарайтесь и в спальне быть образцовой женой.
Ни слова о любви. Симпатия. Ну, хватит и того, должно хватить. Потом, когда мы лежали, прижавшись друг к другу, давая разгоряченным телам немного остыть, он спросил:
— Алиса, а я вам симпатичен?
Он обратил внимание на то, что сразу я ему ничего не сказала. Не мог этого не заметить. Я заставила его подождать, как всегда.
— Да, Вилл. Симпатичны. — Только мое сердце знало, что лгать я умею не хуже любого мужчины.
Наутро я сидела у окна, расчесывала волосы, а супруг мой еще находился в объятиях сна. Потом я услышала, как он пошевелился, но головы не повернула. Мысли у меня были тревожными, несмотря на все удовольствие, полученное совсем недавно.
— О чем думает эта прекрасная головка? — ласковым голосом спросил Виндзор.
— Об Эдуарде.
— Я должен был и сам догадаться.
Но в его тоне не было осуждения за то, что я призвала в нашу спальню тень короля. Я повернулась к мужу.
— Как вы думаете, увижу ли я его, пока он еще жив? Не хочу, чтобы он умер в одиночестве, а между нами стояли старые обиды. — Мне тяжело было вспоминать нашу последнюю встречу. — Он так и не простил меня, понимаете? И мне хочется повидать его еще раз.
— Не занимайте себя этими мыслями. Кто может сказать, позволят ли вам когда-нибудь возвратиться? На то воля Божья.
— Скорее уж Гонта.
Виндзор красноречиво промолчал, и мне от этого не стало спокойнее на душе.
Со мной было не так-то легко ужиться. Я сама это знала, а потому не извинялась и не пыталась ничего изменить. После того как долгие годы я была возлюбленной Эдуарда, поверенной его душевных тайн, его другом, а в последнее время еще и утешительницей, нынешняя разлука казалась мне нестерпимой. Я всем была обязана ему, он раз и навсегда вылепил меня по своему вкусу, и оказаться под конец вдали от него — нет, смириться с этим было невозможно. Виндзор же, если и сожалел, что переехал ко мне со всеми своими пожитками и слугами, ничем этого внешне не проявлял. Хотя менее уверенный в себе человек, не сомневаюсь, давно уже умыл бы руки и ушел прочь, подальше от того жалкого существа, которым я ныне стала. А Виндзор вместо этого предоставлял мне возможность оплакивать еще живого короля. Ночью, зная, что я не сплю, он ласково обнимал меня. Не бранил, как я того заслуживала, даже когда я огрызалась и дерзила ему, потому что больше мне не на ком было сорвать свое дурное настроение.
Но рано или поздно любого мужчину можно вывести из терпения, и однажды Виндзор пожелал направить меня на путь истинный в свойственной ему повелительной манере.
— Чем вы занимаетесь?
— Ничем. — В ту минуту я просто смотрела в окно.
— Это бросается в глаза и не приводит ни к чему хорошему. Поезжайте, женщина, в любое свое поместье, посмотрите, как там идут дела, порядок наведите. Сколько у вас, кстати, имений?
— Пятьдесят шесть, по последним подсчетам, — ответила я рассеянно.
— Сколько?
— Пятьдесят шесть. — От такого ответа он даже рот открыл. — Заодно могу сообщить, пока вы не спросили, — только пятнадцать из них подарил мне Эдуард. Я вполне способна и сама покупать то, что нужно.
— Боже правый! — Он остановился, не в силах ничего больше сказать, не в силах поверить, чего нам с Гризли удалось достичь за несколько лет. — Я даже не подозревал, что женюсь на такой состоятельной особе!.. Неудивительно, что сильные мира сего вами заинтересовались! Будь вы мужчиной, могли бы претендовать на графский титул. — И вдруг громко расхохотался. — А понимаете вы, драгоценная моя, что теперь все эти пятьдесят шесть имений принадлежат мне как вашему мужу?
Тут уж он завладел моим вниманием без остатка.
— Это только так считается! — сердито воскликнула я. На самом деле он не ошибался, но у меня не было настроения для шутливой пикировки по вопросам законных прав.
— И отчего это мне показалось, что если я решусь предъявить свои права, у эля в моей кружке появится какой-то ядовитый привкус?