Вскоре Лоуренс отправился в новый набег, взяв с собой на этот раз учеников для подготовки к искусству разрушения, а именно — французского офицера капитана Пизани и 150 арабов. Из предосторожности он выступил с большим караваном фиктивно нагруженных верблюдов. «Для разнообразия» Лоуренс решил произвести операцию на севере около Маана. Найдя подходящее место на железной дороге — насыпь с вделанными в нее мостами, — Лоуренс заложил автоматическую мину нового образца и устроил засаду. Прождал весь день и следующую ночь, а когда, наконец, появился поезд, то он безболезненно прошел над миной, которая не взорвалась.

Тогда Лоуренс спустился к линии и заложил под зарядом лиддита электрический запал. Патрули ходили взад и вперед, не подозревая о присутствии мины. На второе утро вдали показался патруль, а за ним на некотором расстоянии поезд. Лоуренс прикинул, что поезд может прибыть раньше патруля, опередив его на несколько сот метров. Так и оказалось. В тот момент, когда паровоз был над аркой моста, Лоуренс дал сигнал. Опять поднялся к небу столб пыли и дыма, а пулеметы стали осыпать остатки поезда. На буферах одного из товарных вагонов, находившихся в «хвосте» поезда, появился турок, который, отцепив последние четыре вагона из двенадцати, заставил их покатиться по уклону в обратном направлении. Турецкий офицер выстрелил из окна в Лоуренса и слегка задел ему бедро. Тем временем арабы под командой Пизани атаковали остальную часть поезда, в которой они захватили 70 тонн продовольственных грузов. Было убито около 20 турок и еще большее число захвачено в плен.

У нападавших потерь не было, хотя они второй раз чуть не лишились своего вождя, так как, охваченные желанием унести свою добычу, они оставили Лоуренса одного сматывать электрические провода; когда же двое из арабов вернулись, чтобы его разыскать, то с двух сторон приближались партии турок, причем ближайшая из них находилась на расстоянии всего лишь полкилометра. Однако Лоуренсу удалось ускользнуть как раз вовремя.

После того, как отряд благополучно возвратился в Акаба, Лоуренс написал доклад, содержавший следующее интересное донесение: «Особенность племени ховэйтат заключается в том, что каждый четвертый или пятый человек является шейхом. В результате главный шейх вообще не имеет никакого авторитета, и мне, как и в предыдущем набеге, пришлось командовать всей экспедицией. Последнее не должно быть делом иностранцев, поскольку мы не знаем семей арабов настолько близко, чтобы быть в состоянии справедливо поделить между ними общую добычу. Однако в этом набеге бедуины вели себя исключительно хорошо, и все делалось в точности так, как я этого хотел. Но все же в течение одной поездки мне приходилось выносить судебное решение по двенадцати случаям нападений с оружием в руках, четырем делам о кражах верблюдов, одному брачному делу, четырнадцати ссорам, двум последствиям от «дурного глаза» и одному случаю колдовства. Подобные дела отнимали все свободное время».

В течение следующих четырех месяцев было уничтожено 17 паровозов и большое количество товарных вагонов. «Фактически движение было дезорганизовано, так как мы расклеили объявления в Дамаске, предостерегавшие «наших друзей» от поездок по северным дорогам, потому что вскоре собирались перенести свои операции туда. Вследствие этого туркам вскоре придется охранять железнодорожный путь уже до Алеппо». Поскольку подвижной состав для Палестины и Хиджаза приходилось черпать из одного общего источника, успех стратегии «разрушения паровозов» не только лишал турок возможности осуществить эвакуацию Медины, но и сокращал ту жизненную артерию, от которой зависела турецкая армия, и притом в момент, когда ей требовалась максимальная сила для противодействия угрозе со стороны британских войск.

Между турецкими оборонительными линиями, начинавшимися с моря у Газы и тянувшимися на восток, и отдельными укреплениями Беэр-Шева, прикрывавшими фланг главной позиции, имелся промежуток. Британская армия после тяжелого перехода через пустыню Синай дважды безуспешно пыталась форсировать сильно защищенные ворота Газы. Менее укрепленный искусственными сооружениями Беэр-Шева фактически, в силу природных условий, был защищен трудностями переброски войск и доставки воды; в оценке обстановки, сделанной Филиппом Чэтвудом и начальником его штаба еще до прибытия Алленби, указывалось, что атака Газы означает атаку наиболее укреплений позиции противника. Успех мог быть достигнут только артиллерийским огнем и оказался бы только местным успехом, так как турки имели возможность отойти на вторую линию обороны. Эта линия, являвшаяся «нервным центров и осью» и фактически недоступная для штурма, могла быть подвергнута нападению с юго-востока. Для обеспечения развертывания наступающих сил и получения воды было бы необходимо до развития наступления на фланг главной позиции противника захватить Беэр-Шева.

Этот план не был достаточно оценен теми генералами, которые отдавали предпочтение позиционной войне и придерживались той догмы, что победа над противником на его самом сильном участке приводит к поражению всего фронта. Несмотря на то, что подобная попытка дважды оканчивалась неудачей, вера генералов в эту догму осталась непоколебленной, так как они приписывали неудачу скорее плохому руководству, чем неправильному принципу.

Хотя сам Алленби по прибытии в Египет все еще находился под впечатлением массовых методов войны, применявшихся на Западном фронте, все же он, обладая инстинктом кавалериста, был больше расположен к маневренным действиям и без больших колебаний решил принять за основу операции план, схематически набросанный в докладе Чэтвуда.

Для возможности сосредоточить необходимую массу на слабом участке противника необходимо было ввести неприятеля в заблуждение. Для этого первым условием являлась конспирация. Все приготовления велись в секрете, причем основные силы удерживались на фланге у Газы до самой последней минуты. В сокрытии приготовлений главную роль сыграли военно-воздушные силы, только что усиленные и перевооруженные новыми, более быстроходными самолетами. Все же разведке противника удалось получить кое-какие сведения.

Поэтому для введения противника в заблуждение потребовалась активная операция. План подобной операции был разработан британским офицером разведки и представлен на рассмотрение штаба. Этим планом предусматривалась, что главной атаке на Газу должна предшествовать ложная атака на Беэр-Шева. К плану были приложены соответствующие приказы. Чтобы придать намеченной демонстрации большую правдоподобность, разведка сочинила несколько писем, якобы полученных из Англии, а также частное письмо от воображаемого друга из штаба, в котором подвергался сильнейшей критике ложный план наступления и находилось 20 фунтов стерлингов банкнотами. Все это было уложено в вещевой мешок и запачкано свежей кровью. Затем 10 октября один из разведчиков выехал за линию фронта как бы на разведку, открыл огонь по дозору турецких кавалеристов и вынудил его к преследованию. Притворившись раненым, он откинулся с седла и как бы случайно выронил свой вещевой мешок, полевой бинокль и ряд других предметов. Через несколько дней в приказ по корпусу было включено объявление о том, что утеряна записная книжка. В этот приказ было завернуто несколько бутербродов и тоже подброшено за линию фронта. Турецкий унтер-офицер, нашедший сумку, был награжден, а его корпусный командир опубликовал приказ, предостерегавший своих офицеров от ношения документов во время нахождения в разведке. Однако с точки зрения англичан более важным было то, что турки после этого сосредоточили все свои усилия на укреплении позиций у Газы, пренебрегая позициями другого фланга. Кресс-фон-Крессенштейн также держал единственную резервную дивизию позади турецкого фланга у Газы, несмотря на указание своего далеко находившегося начальства — Фалькенгайна — о том, что ее следует расположить у самого Беэр-Шева или позади него. Даже тогда, когда 31 октября в действительности началось наступление на Беэр-Шева, Кресс отказал в присылке подкреплений. Произведенная противником неправильная расстановка сил была обязана главным образом хитрости разведки, но известная доля успеха должна быть приписана также и Муррею, которому последовательными неудачами британских войск у Газы, по-видимому, удалось убедить турок в безграничной глупости англичан.