Так рассудила Александра, сидя на коленях у жениха, и сама поразилась тому, до чего же спокойно приняла решение. Сам Нерецкий, казалось, менее всего помышлял и о московских письмах, и о ложе «Нептун». Он крепко обнимал невесту и казался вполне счастливым: ее вспышка недовольства угасла, чего же еще?

— Денис, не желаешь ли отвезти господину Ржевскому те московские письма? — спросила Александра.

— Полагаешь, от них возможен еще прок?

— Полагаю, в этих письмах — твое спасение. Когда все увидят, для чего ты ездил в Москву, отношение к тебе переменится. Из сообщника ты станешь рассудительным человеком, не желающим допускать опасных безобразий…

— Ты так полагаешь?

— Да, — твердо сказал Александра. — А тебе самому разве это не приходило в голову?

— Но ведь и так понятно, что я невинен.

— Тебе и мне понятно. К тому же ты… — она хотела сказать, что Нерецкий знает многие подробности дел «Нептуна», но удержалась — как бы этот невинный агнец (не напрасно в ложе его именем было Agnus Aureus, «золотой агнец») не возмутился при мысли о необходимости выдать секреты ложи.

Поцеловав любимого, Александра встала. Она решилась.

— Я должна записочку отправить, — заявила она.

Записочка вскоре была готова. Адресовалась она господину Ржевскому. Александра спрашивала, когда привезти Нерецкого. Отправив ее с Пашкой, она пошла на поварню командовать приготовлением обеда. Бог весть, когда теперь любимый сможет как следует поесть.

Ответ прибыл сразу — на той же записочке изящным почерком было приписано: «Сколь можно скорее».

— Но обед он все же съест! — воскликнула Александра. — Фрося, прямо в гостиной на круглом столике накрывай! На один куверт!

— А вы, голубушка-барыня?

— Я — потом… аппетиту нет…

Нерецкий ел быстро, нахваливал, а меж тем Гришка приготовил все, чтобы его причесать, загнуть букли, напудрить. Где бы жених ни оказался — он должен выглядеть щегольски, — так решила Александра и очень сожалела, что сразу не позвала портного — хоть камзол бы новый сшили.

— Денис, мы едем к Ржевскому, — сказала она твердо, когда он был почти собран. Сама она надела полосатый редингот и велела приколоть шиньон побольше и попышнее, с локонами, выпускаемыми на грудь.

— Как, уже?.. — растерялся Нерецкий.

— Да, необходимо. Иначе — хуже будет! Ты же увяз в этом деле, как в смоле! Надо! — выкрикнула она. — Чтобы сам, добровольно! Денис, милый, не бойся, все уладится…

И тут на язык пришли те самые слова, которых он, видимо, ждал:

— Я не дам тебя в обиду! Я позабочусь обо всем! Я найду способ тебе помочь!

Что это будет за помощь — Александра понятия не имела.

Ржевский был дома, но собирался уезжать.

— Четверть часа у меня еще есть, — сказал он. — Пройдем в кабинет. Тебе, Нерецкий, надо подготовиться к серьезным разговорам.

Александра не справилась с собой — припала к жениху, крепко обняла.

— Сашетта, ну что за бурные страсти? — поморщился Ржевский. — Идем с нами, вам тоже это будет любопытно.

Он оказался прав — речь сразу пошла о членах ложи «Нептун» и связанной с ней ложи «Аполлон», причем сенатор пытался подготовить приятеля к вопросам о братьях, в эти ложи входящих, об их латинских именах, званиях и обязанностях, а Нерецкий, увлекшись и позабыв о беде, пытался толковать о высокой миссии масонских лож и царстве общего благоденствия.

— В твоих рассуждениях есть одна неувязка, — сказал Ржевский. — Поэтому ты ими, сделай милость, ни с кем и нигде более не делись столь пылко. Допустим, есть вселенское благо, которому служит «Нептун» вместе с прочими ложами шведский системы. Допустим, для торжества идеи этого блага неважно, кто в котором государстве живет и кто какому государю служит, ибо есть вера и добродетели, а они границ не признают. Допустим. Но как так ловко получается, что вселенское благо покровительствует одной лишь Швеции? Для нее оно, выходит, есть, а для нас, убогих, вселенского блага нет и не предвидится? Какую бы глупость ни затеял шведский Густав, вселенское благо на его стороне, а разумные решения нашей государыни противоречат вселенскому благу? Когда я вижу такое недоразумение, то первая мысль — а не выдумал ли кто это благо, чтобы морочить головы простакам?

— Не хотите ли вы сказать, что в ложах людям лишь морочат головы? — обиделся Нерецкий.

— Я хочу сказать, что ложа «Нептун» служит не высоким идеям единения человечества, а политике шведского короля, сколь бы глупа эта политика ни была. Братья из этой ложи поставили искусственную систему иерархии превыше всего — тут-то они и попались… Перепутать иерархию с прекрасной идеей — это еще нужно было умудриться… особливо весной, когда стало ясно, что войны не избежать… Или тут не ошибка? — вдруг спросил Ржевский. — Или это как-то связано с денежными суммами, которые поступали из Швеции? А? Вроде тех, которые прибыли после того давешнего визита шведского короля?

— Я не знаю… — понурившись, отвечал Нерецкий. — Я тех денег не получал…

Александра поняла, что ответ уклончивый.

— Естественно. Ты и бескорыстно мог дров наломать. Итак — ты готов рассказать все, что знаешь о шалостях «Нептуна»?

— Я много не понимал…

— Но ты ведь сам пришел ко мне в страхе, осознав, что действия «Нептуна» уже становятся прямым предательством. Осталось назвать несколько имен.

— Отчего все это случилось именно со мной?.. Отчего именно я должен называть имена своих братьев? — затосковал Нерецкий, и Александра взяла его за руку.

— Перестань, друг мой. И пойми, что «Нептуна» более нет. Государыня, придя в ужас от его подвигов, распорядилась в ближайшее время эту ложу распустить, да и «Аполлона» заодно. Вспомни печать своей ложи. Бородатый детина с трезубцем облокотился о жертвенник, а вдали едва виднеется уплывающий корабль. Так вот — корабль с экипажем покинул морское божество и не вернется. Пророческая оказалась печать…

— Алексей Андреевич, точно ли речь пойдет только об именах? — спросила Александра.

— Я не знаю, — честно отвечал Ржевский. — Судя по тому, что наш друг, когда я вызвал его, прибежал ко мне в панике, обеспокоенный интригами «Нептуна», он знает больше о шведских деньгах и о переписке с Карлом Зюдерманландским, чем я думаю. Ведь именно ему переслали злополучное письмо от Igni et Ferro и Vir Nobilis для Vox Dei. Вполне возможно, он и раньше всякие сомнительные письма передавал. Возможно, зная их содержимое. Но настало время сказать правду и отделить агнцев от козлищ. Нерецкий, ты понял, что придется сказать всю правду?

— Он понял, — сказала Александра. — И он ничего не утаит.

— Верно, Нерецкий?

— Не утаю…

На Нерецкого больно было смотреть — он ссутулился, угас, мучения душевные уже почти сделались телесными.