Из серьезного в «Монте-Кристо» преобладала литературная критика. Вышла «Госпожа Бовари», ее ругали за непристойность, Флобер попал под суд за «оскорбление нравственности», заступились только Бодлер, Сент-Бёв (лучше бы не заступался: сравнил Флобера с Дюма-сыном); старший Дюма назвал «Бовари» «книгой высочайших достоинств», стоящей в одном ряду с работами Бальзака, восторгался стилем, правда, несколько для него утомительным, «но стоит прочесть роман до конца, как усталость, сама по себе служащая высокой оценкой произведения, забывается, а очарование остается…». Флобер был к коллеге не так добр. «Бувар и Пекюше», 1881 год: «Романы Александра Дюма, увлекательные, точно картины волшебного фонаря. Его герои, ловкие, как обезьяны, сильные, как быки, веселые, как птицы, появляются внезапно, говорят громко, прыгают с крыши на мостовую, получают смертельные раны и выздоравливают, пропадают без вести и снова оживают… Любовники держатся благопристойно, фанатики веселы, сцены резни вызывают улыбку». Гонкуры ехидничали: «С наибольшим сходством все крупные персонажи французской истории изображены в романах того же Александра Дюма, вылепившего с них медальоны… из хлебного мякиша».

Время романтиков ушло, Флобер, Гонкуры, Золя провозгласили новую литературу: изгнать искусственные приключения, сложность сюжета заменить сложностью переживаний, сложностью текста. Эту новую сложность Дюма мог оценить у другого, но для себя не принимал и, кажется, меняться не собирался. Он устарел; другой романтик, Стивенсон, хвалил его стиль — «легкий, как взбитые сливки, прочный, как шелк, многословный, как деревенские сказки, сухой, как депеша генерала», — но соотечественники этого мнения не разделяли; Дюма и стиль, Дюма и Литература — вещи несовместные. Лишь через полтора века стали появляться иные точки зрения. Фредерик Бегдебер, современный французский критик: «Сегодня Дюма кажется смешным. Писатели предпочитают посвящать работы изучению своего пупка или экспериментам с языком. Другая причина, по которой Дюма оказался вне нашего времени, — образ жизни. „Писатель XXI века“ должен быть встревоженным, больным анорексией, безработным, бледно-зеленым, жить в комнате для прислуги или в провинции без проточной воды, быть плохо одетым, бедным, грязным, одиноким, прыщеватым… Тип, который хотел бы писать и в то же время любить хорошую еду, декадентскую роскошь, декольтированных женщин и дорогое вино, рисковал бы, что его линчуют… Дюма — это анти-Пруст, но не анти-Мальро: популярный романист, способный оказаться среди повстанцев 1830-го и бойцов Гарибальди. Он показывает нам новый путь: можно быть мятежником, даже принадлежа системе, можно приятно жить и тем не менее хотеть изменить мир, можно верить в счастье…» Другой критик, Бернар Вебер: «Часто парижские критики называют авторов, которые трогают публику, „популярными“ с уничижительным оттенком. Но Гюго гордился тем, что был популярен, как и Дюма, и Жюль Верн, и Флобер… Все „не популярные“ писатели того времени забыты, никто не помнит, что они были салонными поэтами или академиками. История смела их с их изящными фразами. На самом деле гораздо труднее нравиться широкой публике, чем кружку так называемых арбитров элегантности».

Сказано в полемическом запале: если Дарья Донцова популярнее Пруста, это не значит, что она лучше, но спасибо, что хоть кто-то заступается за Дюма. Сам же он не отличал «высокую» литературу от низкой: в том же номере, где писал о Флобере, с той же энергией рекламировал роман «Похитители золота» 23-летней Селесты де Морепон де Шабрильян (она же Селеста Венар и Могадор), бывшей проститутки (считают, что Бизе с нее писал Кармен): вышла за графа, жила в Австралии, занималась самообразованием, в 1856 году вернулась одна налаживать расстроенные финансы мужа; написала мемуары, имевшие скандальный успех и запрещавшиеся цензурой. Дюма о ней: «…одна из тех, кто создан Богом для самопожертвования и борьбы… вдали от Франции она переделала себя полностью, она не только изучила английский язык, но повторно выучила французский… две ночи до рассвета я читал ее роман и всем, кто любит энергичные описания, страшные и глубокие чувства, рекомендую эту книгу». Он представил ее Леви (несмотря на ссору с ним), и тот издал «Похитителей золота» — они стали бестселлером. Иногда ее приписывают к числу любовниц Дюма — это вряд ли; были друзьями, она предлагала ему соавторство, он отказался, сказав, что она и так хорошо пишет; впрочем, канадский дюмавед Реджинальд Амель считает, что сотрудничество было: Дюма написал по роману Селесты «Эмигранты и ссыльные» пьесу, сыгранную в 1864 году в театре «Бельвиль», а имя поставил — ее.

Он перепечатывал в «Монте-Кристо» вещи, сделанные с Шервилем, весной 1857-го домучивали «Предводителя волков» (Шервиль и так медленно писал, а теперь у него умерли сын и жена — совсем не мог работать), начали повесть о приключениях собаки «Блэк» и роман «Волчицы Машкуля»: мятеж графини Беррийской, интриги, благородство, любовный треугольник с девушками-близнецами. «Блэка» печатал «Монте-Кристо», «Волчицы» предназначались «Журналу для всех», Дюма теребил соавтора — сочини хоть что-нибудь: «Вы ведь знаете о том, что, пройдя через мои руки, сооружение удваивается, утраивается, учетверяется…» А один — не мог… На основе своей старой новеллы «Карл Смелый» о герцоге XV века написал полуроман, полуисследование — Этцель опубликовал его в Брюсселе, никто не читал… Неужто он и вправду разучился писать?

22 июня прошли выборы по заново нарезанным округам — города получали меньше голосов, чем сёла, «официальные» кандидаты получили 85 процентов голосов (5 миллионов 500 тысяч) — даже больше, чем в прошлый раз, оппозиция еще меньше — 665 тысяч (было 810 тысяч); 3 миллиона 372 тысячи не голосовали, оппозиционеры из-за границы призывали к бойкоту. В палате, избранной на шесть лет, на 226 лояльных депутатов было семь оппозиционеров разных мастей, в том числе Кавеньяк, но он сразу после выборов умер, видимо, не в силах «провести шесть лет в борьбе с пресмыкающимися», три других отказались присягнуть. На довыборах в апреле 1858 года в палату проскочили еще три оппозиционера, их стало пятеро: Фавр, Пикар, Оливье, Даримон, Генон. Имена, прямо скажем, не из первых. Те же политики, что не были избраны, занимались перебранкой друг с другом — а чем еще? Народ давно забыл, как роптать, да и зачем? Все сыты, а кто не сыт, тем не оставили средств роптать. Все стоящие люди сидят, или уехали, или умерли… «Монте-Кристо», 13 августа 1857 года: «Смерть празднует победу… Она наносит удары нашим рядам: вслед за Мюссе, Беранже, теперь автор „Парижских тайн“!

Что за несчастье повисло над Францией? Тех, кого мы потеряли за 10 лет, хватило бы целому народу для славы его литературы: Сулье, Шатобриан, Бальзак, Нерваль, Тьери, мадам де Жирарден, Сю…»

Живым — радоваться; начало осени Дюма провел на охоте у Шарпийона, потом поехал в путешествие за компанию с актрисой Лиллой фон Буловски: год жила в Париже, не пристроилась, в Германии ей обещали ангажемент. Выехали 20 сентября по маршруту Брюссель — Спа — Кёльн — Майнц — Мангейм; он неожиданно влюбился, хотя был знаком с Лиллой уже год, — с ним так бывало. А у нее был любимый муж, на что ей старый, растолстевший Дюма? Он пытался ее гипнотизировать, она проспала ночь у него на плече — так он описал поездку в книге «Любовное приключение», восхвалив «близость без обладания и непринужденные отношения без любви». Господи, как же он одряхлел, как это грустно, все больше спал да ел, ел да спал, хотел любви — не получал, хотел писать — не мог… Шервиль жил в Спа, заехал к нему — поторопить с «Волчицами», — и вдруг счастье: нашел сюжет! Сам придумал! И все благодаря Лилле: будет роман о гипнозе и любви. Но героиня — не она, а Эмма Манури-Лакур.