Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я поднес дуло к своему виску.
— Зря, — с сожалением сказал Антон. — Это не выход, Альмакор. Это лишь увеличивает вероятность твоего поражения. Подумай сам: ты ведь не успеешь ничего пожелать, когда нажмешь курок, а значит, смерть твоя будет лишь кратковременной. И когда ты придешь в себя, Ивлиев и Гаршин уже будут здесь. А поскольку ты не будешь ничего помнить, то им еще проще будет инициировать в тебе дар Всемогущего... Нет, раз уж ты решил одержать верх над Профилактикой и надо мной, то тебе придется убить меня. Стреляй, Альмакор. Стреляй, а то будет поздно...
Неестественно улыбаясь, он нарочито медленно направился к столу, на котором стоял телефонный аппарат.
— Стоять! — в отчаянии крикнул я, но он и не подумал останавливаться.
Держа пистолет обеими руками, потому что руки мои тряслись, как у запойного алкоголика, я прицелился.
Антон снял трубку и принялся тыкать пальцем в клавиши набора, проговаривая набираемые цифры.
Это действительно был номер сотового моего шефа!
— Гад, сволочь, придурок! — закричал я. — Ты же сейчас умрешь навсегда! Я выстрелю и не буду тебя возвращать с того света! Потому что такая мразь, как ты, этого не заслуживает!..
— Давай, давай, — равнодушно откликнулся он. — Четыре... восемь... пять..
Оставалась всего одна цифра.
Но Антон почему-то задержал палец над кнопкой и сказал:
— А знаешь, почему мне не страшно, Альмакор?
Я тяжело дышал. Пот, струившийся по моему лицу, заливал глаза, но мне нечем было вытереть его — руки были заняты пистолетом.
— Я ведь все равно долго не протяну, — сказал он вдруг совсем другим тоном. — Рак... Врачи предсказали, что мне осталось несколько месяцев, не больше. Так что, выстрелив, ты меня спасешь от мучений. — Он вдруг хохотнул невесело. — Представляешь, какой дурацкий парадокс получается? С каждым днем мне будет все больнее и больнее, и я буду все дальше продвигаться по пути. Всеведения. Не исключено, что, когда меня совсем скрутит в три погибели, я буду знать ответ на любой вопрос. Только что в этом толку? Вот что самое скверное во всеведении: тот, кто знает истину, не способен донести ее до людей. В лучшем случае его осмеют, а в худшем...
Он вдруг замолчал и ткнул пальцем в последнюю цифру.
И тогда я выстрелил.
Но не в него, а в аппарат.
Пуля разнесла пластмассовый корпус вдребезги, и осколки ударились в стену, брызнув из-под руки Антона. Он побледнел, но умудрился не вздрогнуть.
— Браво, — нетвердым голосом произнес он. — Из тебя вышел бы отличный стрелок, Альмакор. Хорошо, что у меня этот телефон — не единственный.
И достал из кармана коробочку сотового.
И опять принялся нажимать кнопки вызова.
Ну что мне с ним делать?
Ранить в ногу или в руку, отобрать телефон, а потом привязать этого вшивого героя к креслу с кляпом в горле и уйти, надеясь, что он помрет здесь либо от потери крови, либо от истощения?
Ну, вот, сказал я себе. И ты докатился до садистских наклонностей. И не надо оправдывать себя тем, что, мол, с кем поведешься — от того и наберешься...
А потом я разозлился.
На этого фанатика, вознамерившегося во что бы то ни стало перестроить всю Вселенную. На себя, запутавшегося в моральных предрассудках и готового ради своих дурацких принципов выстрелить в безоружного. И на весь мир, который устроен так, что ради победы добра надо обязательно сотворить какую-нибудь пакость.
Я убрал пистолет обратно за пояс и сказал Антону:
— Ладно, гнусный шантажист, твоя взяла. Уголовщина на сегодня отменяется. Дай-ка мне мобильник, я сам поговорю с шефом.
Голос у Ивлиева был хриплым — видимо, звонок вырвал моего шефа из крепкого сна.
— Ардалин, — сказал он, когда до него дошло, кто звонит, — я тебе завтра яйца с корнем выдеру за такие штучки! Тебе что, рабочего дня не хватило пообщаться с начальником?
— Извините, Петр Леонидович, — сказал я. — Просто дело очень срочное, и я подумал, что...
— Короче, мыслитель хренов! — раздраженно перебил меня Ивлиев.
— Короче, я нашел его.
— Кого? — не понял Ивлиев.
— Того, кого вы ищете вот уже двадцать с лишним лет. Омнипотента. Всемогущего. Человека, который может сделать мир прежним.
Антон, стоявший рядом со мной, на мгновение удивленно вздернул брови и открыл рот, чтобы что-то сказать, но, дотронувшись до меня, расслабился.
Он узнал, что я задумал. И если ничего не сказал против, значит, все будет хорошо.
Несколько секунд в трубке царило молчание, потом мой шеф необычно тихим голосом осведомился:
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Ну и где ты его выкопал? — обыденно спросил Ивлиев.
— Места надо знать, — усмехнулся я.
— Слушай, не сношай мне мозги! — взорвался он. — Если нашел — молодец! Хотя лично я думаю, что это такой же засранец, как тот пацан из Ржева! В любом случае, тащи его немедленно в Контору за шкирку — и все дела! Сдашь оперативному дежурному, а завтра разберемся...
— Не могу, Петр Леонидович, — возразил я. — Знаете старый анекдот, как мужик медведя поймал? А тут не медведь, а Всемогущий! И он на вашу... то есть, на нашу Контору плевать хотел с высокой колокольни! Никуда он ехать не собирается, и разговаривать на эту тему с ним бессмысленно...
— Ты где сейчас? — спросил Ивлиев. — Он рядом с тобой?
— Почти, — нарочно туманно сказал я.
— Но ты знаешь его данные? Имя, фамилию, адрес?
— Знаю. Пока.
— Что значит — пока? — заорал Ивлиев. — Что ты мне крутишь морковкой перед носом? Ты можешь нормально доложить, что там у тебя за чрезвычайная ситуация?
— Могу, — спокойно сказал я. — Значит, ситуация такая. Имеется человек, который обладает суперспособностью творить чудеса. Именно он в свое время вычеркнул смерть из списка атрибутов нашего мира. И только он может вернуть ее человечеству. Но у него есть два условия. Никто не должен знать про его дар. В том числе и особенно — сотрудники и руководство Профилактики. Это первое. А во-вторых, он требует, чтобы вы немедленно передали ему через меня Ярослава Лабыкина. После этого он сотрет у меня все воспоминания о нем и отпустит восвояси. Но пока омнипотент не получит Лабыкина, он будет удерживать меня в качестве своего заложника. Вот и все. Профилакт Ардалин доклад закончил.
— А на хрена ему понадобился Лабыкин? — с подозрением поинтересовался шеф.
— Откуда я знаю? Может, он с ним сожительствует...
— Блин, и тут эти «голубые»! — посетовал горестно Ивлиев. — Ну и что ты предлагаешь?