— Готовимся к окончательной фазе гросс-операции «Цитадель», — спокойно доложил Скорцени. — Собственно, к ней все уже готово. Можно было бы начать уже завтра, но один наш большой венгерский друг попросил подарить ему еще один день для развертывания своих сил.

— Его силы еще могут понадобиться вам, штурмбаннфюрер.

То, что кто-то из венгерских контрразведчиков может прослушивать их разговор, ни Гиммлера, ни обер-диверсанта рейха уже не волновало. Они были уверены, что Хорти осознал свою обреченность, а вся его администрация, как и армейское командование, старательно готовятся приветствовать восхождение нового диктатора — Салаши.

— Четверо командированных вами венгерских чинов — уже в Германии. Надеюсь, вы не собираетесь переправлять сюда весь военно-политический бомонд Венгрии?

— Для Германии это было бы слишком обременительно, господин рейхсфюрер СС. При всем нашем исконно германском гостеприимстве.

Под «командированными венгерскими чинами» Гиммлер имел в виду появление в рейхе Николаса Хорти и трех других захваченных Скорцени высокопоставленных венгров, прибытие которых на борту германского транспортного самолета он только что подтвердил.

— Но вы понимаете, что никакими дополнительными армейскими силами мы вам сейчас помочь не можем? — спросил рейхсфюрер СС.

— В этом нет необходимости. Тем более что к операции будут привлечены подразделения 22-й дивизии ваффен в СС.

Сказав о подразделениях дивизии СС, обер-диверсант напрягся. Дело в том, что до сих пор не было твердого решения о непосредственном участии этой дивизии «зеленых СС» в операции «Фаустпатрон». В Берлине все еще пытались ограничиться действиями нескольких подразделений коммандос, которые якобы поддержали выступление нилашистов. То есть чуть ли не по своей инициативе вмешались во внутренние дела Венгрии.

Штурмбаннфюрер понимал, что с точки зрения дипломатии такой ход был наиболее удобным, поскольку, в случае провала, всегда можно было свалить вину на организатора этой акции, авантюриста Скорцени. К тому же, участие целой дивизии СС могло спровоцировать выступление частей венгерской армии и народного ополчения, превратив обычный дворцовый переворот на германо-венгерскую войну.

Однако Гиммлер прекрасно «расшифровал» стремление штурмбаннфюрера и не стал томить его догадками.

— Ваффен-СС поддержат вас, Скорцени. Приказ об этом командир дивизии получит в течение часа.

— Кстати, я уже говорил о том, что мне понадобится как минимум две танковые роты.

— Ставка командующего германскими войсками в Венгрии выделит вам танки и бронемашины. Это уже оговорено.

— В таком случае, будем считать, что к операции все готово.

Гиммлер как-то неопределенно хмыкнул. Не видя его лица, Скорцени не мог определить, что это означает, однако рейхсфюрер томить его неизвестностью не стал.

— Вы, Скорцени, единственный из боевых командиров, который в эти суровые дни заявляет, что ему вполне достаточно тех солдат, которых ему выделяют, притом что речь идет о столице соседнего государства. Все остальные жалуются и требуют все новых подкреплений, чтобы, получив их, снова жаловаться.

— Это не в моих правилах, — твердо сказал обер-диверсант рейха, порываясь заявить, что в случае отказа в поддержке частями дивизии СС он мог бы справиться и силами своих батальонов коммандос.

— Нам это известно, Скорцени. Фюрер сказал, что он внимательно будет следить за событиями в Венгрии и ждет ваших донесений.

— Они последуют, господин рейхсфюрер.

Положив трубку, Скорцени поднялся, прошелся по кабинету и вновь вернулся за стол.

Он никак не комментировал свой разговор с рейхсфюрером, но и так всем было ясно, что только что «доктор Вольф» получил разрешение действовать по своему усмотрению, привлекая к этому все имеющиеся в Будапеште германские силы. Поняв это, бригаденфюрер Везенмайер почувствовал себя слегка ущемленным уже хотя бы тем, что руководство операцией поручено не ему, генерал-майору войск СС, а этому тридцатишестилетнему штурмбаннфюреру-майору. Но понимал он и то, что сейчас не время ударяться в амбиции.

— Насколько я понял, рейхсфюрер торопит нас с выступлением? — спросил Везенмайер.

— Меня все торопят. Сам я тоже понимаю, что нельзя упускать время, но и преждевременное, неподготовленное выступление неуместно.

— И когда же вы намерены протрубить сигнал к штурму Цитадели?

— Выдвижение начнем завтра ночью, а на приступ пойдем послезавтра на рассвете.

Везенмайер и Хёттль многозначительно переглянулись.

— Благоразумно, — выразил их общее мнение бригаденфюрер. — Хотя мне показалось, что вы отложите наступление еще на сутки. То есть попытаетесь максимально использовать силы и методы повстанцев-нилашистов.

— Было бы слишком наивно предполагать, что Салаши сам поведет своих сторонников на штурм, — заметил Хёттль.

— Даже если бы он был в состоянии предпринять этот штурм, мои парни сделали бы все возможное, чтобы не допустить этого.

— Но почему? — удивился Хёттль. — Фюрер венгров облегчил бы нам задачу.

— Считаю, что власть в стране Салаши должен получить из наших рук, из рук фюрера.

— А ведь это действительно имеет принципиальное политическое значение, — согласился бригаденфюрер, после чего в кабинете вновь воцарилось многозначительное молчание…

— Общий сбор командиров намечен был на шестнадцать ноль-ноль завтрашнего дня, — вновь вернулся за свой стол Скорцени. — Но коль уж вы здесь, должен сообщить следующее: вам, штурмбаннфюрер Крунге, вверяется общее командование армейской группой «Бронированный кулак».

— Благодарю за честь, штурмбаннфюрер.

— Как уже было сказано, вы приведете эту группу послезавтра, к пяти утра, под стены крепости.

— К пяти утра? Впрочем, ночью наше передвижение будет менее заметным.

— Позаботьтесь о том, чтобы все офицеры, и даже унтер-офицеры, ознакомились с планом крепости, расположением в ней правительственных зданий и расположением охраны. Эти планы уже размножены, и завтра они будут доставлены в батальоны.

— Все будут ознакомлены, штурмбаннфюрер, — заверил его Крунге, никогда не отличавшийся многословием.

— К тому времени моя диверсионная группа в составе ста десяти человек уже будет сосредоточена в районе крепости. Все должно происходить спокойно и желательно без пальбы.

— Ну, без пальбы, допустим, не обойтись, — проворчал Хёттль.

— Вы невнимательны, Хеттль, я сказал: «желательно».

— Прошу прощения, но я стремлюсь быть реалистом и не преувеличивать свои силы и возможности.

Для Скорцени не было секретом, что Хёттль все еще ревниво относится и к его появлению в Будапеште, и к его решительным акциям. В конце концов, находясь в этой стране, опытный диверсант Хёттль имел не меньше полномочий, чем обер-диверсант рейха. И тоже в принципе мог бы добиться у фюрера благословения на штурм крепости. Но… не добился.