— Ты трус. Пожалуй, ты просто побоялся поехать в Италию, и нога тут совершенно ни при чем. Ты лишь нашел удобное оправдание. Почему ты не устроишься на работу?

— О, замолчи, maman, у меня же нет никакой профессии. Послушай, я должен уйти…

— Ты мог бы устроиться официантом, им может стать кто угодно.

— Кроме того, мне нужно заниматься, нужно учиться…

— Я не верю в твои глупости. Кто поддерживает тебя? Я вполне допускаю, что у тебя есть покровитель.

— Я не знаю. А кто поддерживает тебя, если уж на то пошло?

— Я продавала себя, чтобы содержать тебя.

— Не разыгрывай этот жалобный старый козырь. Не понимаю, почему ты не возвращаешься в Париж. Если ты не хочешь туда, то можешь продать парижскую квартиру. Разве ты сама не говорила мне, что задумала продать ее?

— Я не могу, она вовсе не моя, я лишь притворялась, что она принадлежит мне, у нее есть другой владелец! О боже, как же мне нужен настоящий мужчина!

До сих пор Харви как-то не вспоминал, что он видел в доме Лукаса женщину и что той женщиной, возможно, была его мать. Его так огорчила потеря и еще более ужасное возвращение трости, что эти мучения затмили его более ранние мысли. Он даже начал воображать, что видел там вовсе не женщину, а какого-то мальчика или вообще игра тусклого света и тени ввела его в заблуждение. Ему отчаянно не хотелось думать о Лукасе.

— О, пожалуйста, давай не будем возобновлять этот бессмысленный спор! Я должен поехать и увидеться с Алеф!

— А не мог бы ты пожить в ее комнате, пока она будет в отъезде?

— Может, лучше ты поживешь там!

— Ладно, мы оба понимаем, что не можем. Кому мы нужны в том доме? Будем только смущать этих принцесс. Тогда остается Клемент, он любит меня, надо позвонить ему.

— О, как же все это отвратительно!

— Я понимаю. И почему мы оба такие глупые? Мы оба трусы. В итоге мне придется прибегнуть к помощи Хэмпфри Хука.

— Хорошенький итог. Maman, не пугай меня.

— По крайней мере, я обрету покой и перестану дергаться!

— О, прекрати!

Харви уже обыскал чемодан матери, но не нашел ни наркотиков, ни снотворного. Однако он знал, что несколько чемоданов Джоан оставила у Луизы в Клифтоне и, вероятно, еще у Коры.

Харви сидел в изножье кровати, а его босоногая мать, уже одетая в симпатичные черные брючки и свободную темно-зеленую блузку, полулежала, опираясь на подушки и напряженно приподняв голову. Ее густые волосы совершенно растрепались, а лишенное косметики лицо выглядело бледным и тоскливым.

Он подумал, как она красива, она действительно была потрясающе красива, как цыганка. Пристально глядя на Харви, Джоан с застенчивым видом коснулась своих волос изящной, хрупкой рукой.

— Как зябко, — сказала она.

Харви, склонившись, поцеловал ее холодные ноги, накрыв их своими теплыми руками. Ее глаза закрылись, сверкнули и медленно наполнились слезами.

— О, дорогая моя maman, я тебя обожаю! Но сейчас я должен идти.

Харви надеялся поймать такси. Обычно ему везло с машинами. Стоило ему выйти на улицу, как сразу же появлялся свободный автомобиль. На сей раз, однако, удача изменила ему. Он шел, вертя головой в разные стороны и все больше расстраиваясь, то и дело поглядывал на часы, отмечая, как мало у него осталось времени. Харви медленно перемещался, опираясь на палку, лечебную палку, а не шикарную трость, вид которой навевал теперь плохие воспоминания о Лукасе. Мысли о матери скоро вылетели у него из головы, уступив место мучительным переживаниям в связи с отъездом Алеф. И зачем только он так по-дурацки потратил уйму времени на спор с матерью? Появляющиеся вдали свободные такси постоянно перехватывали другие пешеходы. Он встал на перекрестке, слабо помахивая своей палкой. Прошло почти полчаса. Харви едва не плакал. Наконец долгожданный кеб затормозил возле него. Он забрался в машину и, откинувшись на спинку сиденья, прикрыл глаза.

«Алеф хотелось поговорить со мной наедине, — подумал он, — Надеюсь, я приеду не слишком поздно. Ох, ну почему же она решила путешествовать именно сейчас, когда мне так нужна ее поддержка! Она является ответом на все мои жизненные проблемы».

Харви доехал до Клифтона и расплатился с таксистом. Перед крыльцом поблескивал длинный черный автомобиль. Машина Розмари Адварден. Харви поспешил к дому, и тут входная дверь вдруг распахнулась и все обитатели Клифтона шумной толпой высыпали на тротуар. Розмари открыла багажник машины и уложила туда чемодан Алеф. Розмари была гибкой блондинкой, одного роста с Алеф. Ее папочка-адвокат прочил дочери карьеру юриста. За девушкой уже закрепили место в Эддинбургском университете. Харви она нравилась, но он довольно давно ее не видел. Розмари первой заметила его.

— А вот и Харви, ах ты наш бедный хромоножка, я тебе искренне сочувствую! Ты скоро поправишься, правда!

— Ты опоздал! — осуждающе сказала стоявшая рядом с Розмари Сефтон.

Все расцеловались на прощанье с Алеф, которая выглядела великолепно в твидовом дорожном костюме. Забросив плащ и пальто на заднее сиденье машины, она повернулась к Харви. Он напрасно надеялся, что Алеф передаст ему хоть какое-то письмо. Она пожала ему руку и чмокнула в щеку:

— До свидания, Харви! Спасибо, что пришел. До свидания!

Алеф забралась в машину, и машина тут же тронулась с места. Алеф высунулась из открытого окна и помахала провожающим. Харви даже не поднял руки. Угрызения совести тяжелым камнем легли ему на сердце. Она хотела поговорить с ним наедине, а он опоздал. Сумеет ли он когда-нибудь вернуть только что потерянное расположение?

«Она никогда не простит меня, — подумал Харви. — Я потерял ее любовь навсегда».

Сефтон направилась обратно в дом. Мой побежала за ней следом и освободила запертого на кухне Анакса. Луиза, еще стоя на тротуаре, обратилась к Харви:

— Пойдем, дорогой, выпьем чайку.

Харви поплелся за ней. Мой, сопровождаемая Анаксом, уже заворачивала на второй этаж. Сефтон удалилась в свою комнату и закрыла дверь. Луиза прошла на кухню.

— Мне хочется поиграть с Анаксом, — сказал Харви, — Я скоро спущусь.

Следуя за резво скачущей собакой, он поднялся на самый верхний этаж. Обернувшись, Мой посмотрела на него с заметным удивлением. Она толкнула дверь своей комнаты. Харви сел на верхнюю ступеньку лестницы и попытался привлечь внимание Анакса, видя, что Мой наблюдает за ним. Пес успокоился и, услышав свое имя, направился к Харви, который встретил его одобрительными ласковыми словами, похлопал собаку по спине, покрытой густой и аккуратно расчесанной длинной шерстью, погладил гладкую голову и длинную узкую морду с черными усами, слегка коснувшись черной изогнутой линии челюстей, белых зубов и влажного черного носа. Голубые глаза Анакса, смотревшие на Харви, казались такими холодными, такими странными и печальными. Харви, взглянув на Мой, вдруг подумал: