Мичи присела на корточки в углу, стукнувшись затылком о стену. Ее последние надежды испарялись. Никто так и не пришла. Ее раскрыли. Все закончилось сейчас, в одиннадцатом часу. Она сжала кулаки. Во рту высохло. Как она далеко от своих.

А потом в дверь постучали.

Она подняла глаза на звук ключа в замке, убирая волосы с лица и вытирая слезы разочарования с глаз. Она встала, стиснув зубы, и приготовилась броситься в бой, как только бусимены схватят ее. «Не всё ли равно, где умирать», – подумала она. Но живой им ее не заполучить. Она встретит их на ногах. Не упадет на колени. Не поползет. Никогда.

Никогда.

В комнату вошла фигура, кивнула бусимену снаружи и закрыла за собой дверь. На лице – улыбка. И что-то большое в руках.

– Ичизо?

– Привет, любовь моя.

Он держал длинную коробку из алого картона с белым шелковым бантом.

– Я принес тебе подарок.

Она моргнула, не шелохнувшись. Он был одет в красивое кроваво-красное кимоно, украшенное ревущими тиграми. Его волосы собрали в пучки и украсили на макушке четырьмя длинными золотыми иглами. За спиной висели скрещенные чейн-катана и вакидзаси – новое светило своего клана явилось во всем своем великолепии. Рот и челюсть прикрывал золотой респиратор в виде пасти рычащего тигра. Но глаза над ним светились искренним беспокойством.

– Ты плакала, Мичи?

– Нет, мой господин.

– Ты выглядишь расстроенной.

– Что ты здесь делаешь?

Он протянул коробку, и она взяла ее в руки так осторожно, будто та могла взорваться.

– Открой.

Она долго смотрела на него, во рту стало сухо, как в старой могиле. Она помнила о железных ключах на его оби. О чейн-дайсё на талии. О бусименах за дверью. Положив коробку на кровать, она развязала бант. Внутри лежало сверкающее платье дзюни-хитоэ: двенадцать слоев ткани прекрасного алого и кремового цветов, расшитых маленькими тиграми и крошечными драгоценностями; широкий оби из золотистого шелка в тон его собственному.

– Я надеялся, что ты согласишься пойти на праздник сегодня вечером, – сказал Ичизо. – В качестве моей дамы.

Оно оторвала взгляд от платья и посмотрела ему в глаза.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя, Мичи-чан. Всем своим сердцем. Каждой своей частичкой.

Она просто смотрела молча, не мигая.

– Я принес тебе еще кое-что, – сказал он. – Так, на всякий случай.

Он протянул коробку поменьше – она умещалась у него на ладони. Взяв ее, Мичи услышал, как внутри что-то гремит. Даже не открывая ее, она всё поняла. Она сняла крышку. Блюдце, заполненное кровавым воском, с отпечатком ключа от комнаты.

Никто провалилась.

– Мы нашли это в доме твоего сообщника вместе с формой дворцового слуги. – В голосе Ичизо не было гнева, а просто боль и увядающая печаль. – Стоит мне только сказать слово, и сюда зайдет бусимен и утащит тебя обратно в тюрьму Кигена.

– Так сделай это.

– Не хочу, Мичи-чан. – Он шагнул вперед, положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. – Ваш заговор раскрыт. Но я могу защитить тебя.

– Зачем тебе это?

– Потому что я люблю тебя. Будь я проклят, но я тебя люблю. Я смотрю в твои глаза и вижу, что часть тебя тоже меня любит.

– Я…

– Я же не самый плохой человек. Разве я плохо обращался с тобой? Только и делал, что заботился. Даже сейчас я предаю свои клятвы, свою кровь, чтобы защитить тебя. Я люблю тебя, Мичи.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой…

– Я тебе не верю, – сказала она.

– Сама подумай, что я приобрету в результате. И что потеряю.

– Ты лжешь. – Мичи покачала головой. – Ты хочешь, чтобы я предала других. Выдала местонахождение нашей крепости. Членов городской ячейки…

– Да меня не волнует ваш бунт! – Его голос звучал тихо-тихо.

Он взглянул на дверной проем, подумал о бусименах за ним.

– Меня не волнуют ни трон, ни полутруп, который его займет. Всё это меня не волнует. Мы можем сбежать после свадьбы. Ты и я. Так далеко, как нам захочется. У меня есть деньги, у меня будет содействие. Мы можем просто бросить всё это.

Мичи ничего не ответила, но губы ее приоткрылись, чтобы сделать вдох.

– Скажи, что ты меня не любишь – попросил Ичизо. – Скажи мне, что ты ничего не чувствуешь.

– Я…

Он сорвал респиратор со своего лица, схватил ее за запястья.

– Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не чувствуешь ничего из того, что чувствую я. Когда чувствуешь мои губы на своих. Когда шепчешь мое имя в темноте. Скажи мне, что между нами ничего нет.

Она почувствовала, как по щекам текут слезы. Как дрожит нижняя губа. Как трясутся руки, когда он с отчаянием заглядывает ей в глаза. Она открыла рот, чтобы заговорить, но слова не шли, и лицо ее сморщилось, будто кто-то ее пнул.

– Не плачь…

Он целовал ее веки, одно за другим – точно так было, когда он впервые признался ей в любви. Руки нежными прикосновениями гладили ее лицо.

– Я знаю, кто ты, – прошептал он. – Кто ты на самом деле. Ты не предательница. Ты не Тень. Ты – моя женщина. Моя любовь.

Она упала в его объятия, прикоснулась губами к его губам, горячим от слез.

– Ты моя любовь…

Она почувствовала соленый привкус, когда их губы соприкоснулись, и его тело прижалось к ее. И в этот короткий миг у нее в голове возникла яркая картинка – ее жизнь, какой у нее никогда не было и о какой едва ли приходилось мечтать. Жизнь, полная покоя, вдали от почерневших берегов. Хороший человек, с которым можно ее разделить. Мужчина, рискующий всем, чтобы быть с ней, любивший ее по-настоящему, искренно, больше, чем Даичи, Каори или Аиша. Она чувствовала проблеск давным-давно утраченного счастья. Оно мелькнуло здесь, сейчас – и она держала его в своих руках. Один лишь миг. Ей очень хотелось найти слова, чтобы выразить это. Она прижала руки к его щекам, провела пальцами по его волосам, вдыхая слова ему в рот.

– Прости, Ичизо… Мне очень жаль… – Пальцы сжали золотую иглу, скалывавшую его волосы.

Надо вытащить ее – быстро, как муха.

– Мне правда…

Воткнуть ее в ямку за ухом. Поглубже. В мозг. Она крепко прижала губы к его губам, чтобы заглушить предсмертный вздох, слабый, сдавленный крик. Он открыл глаза и встретил ее взгляд, полный слез. И начал падать. Она подхватила его тяжелое подергивающееся тело и опустила на кровать. Матрас под ним скрипнул. Она вытащила иглу, которая оставила крошечное красное пятно на его коже.

– Но я не твоя женщина, – прошептала она. – И я не твоя любовь.