Похоже, что разговор шел серьезный. Такими вещами вообще шутить очень опасно, и полковник Ковров должен был понимать это лучше, чем кто-либо.

– Что я должен делать?

– Ничего особенного, – бодро отозвался Глеб Иванович, скрестив руки на груди. Что ни движение, то непременно какое-то байское!

– То есть как ничего?! – Шельма выглядел почти обескураженным. – Такие подарки просто так не делаются.

– Точнее, ты должен сделать то, что совершал уже не однажды, – полковник наклонился вперед.

– Понимаю, – протянул Шельма, и в его глазах вспыхнул веселый огонек.

…В отношениях между хозяином и Шельмой наметилось сближение в тот самый момент, когда полковник вдруг выяснил, что его смотрящий увлекался когда-то биатлоном. Факт для блатного не самый благоприятный, он мог запросто перечеркнуть его уголовную карьеру – спортсмены на зоне не в чести, – и поэтому не было ничего странного в том, что свои спортивные достижения он скрывал даже от самого ближайшего окружения. Но когда Глеб Иванович однажды напрямую спросил, а не он ли состоял в молодежной сборной России по биатлону, Шельма, проглотив слюну, вынужден был сознаться.

Как оказалось, полковник Ковров покинул молодежную сборную за год до того, как в нее вошел Шельма, и, конечно же, знал о тех, кто пришел ему на смену.

Узнав полковника поближе, Шельма понял, что тот ведет какую-то свою игру, о правилах которой можно только догадываться. На зоне поговаривали, что Ковров близко знается с ворами и имеет с ними какие-то общие дела. Поговаривали, что он богат. Трудно, конечно, предположить, что он имеет виллу на Багамах, но, когда попадает в кабак, сорит деньгами с такой расточительностью, как будто это речной песок.

Начальники зон всегда влиятельные и очень состоятельные люди: кроме обычных государственных вливаний, под их началом отлаженное производство, которое, по существу, не является подконтрольным кому-либо, а если к этому добавить, что вместе с обыкновенными зэками в камерах сидят генералы теневого бизнеса, сынки всемогущих людей и просто некогда не бедные граждане, то заработок начальников существенно пополняется. Каждому хочется сидеть в относительно человеческих условиях, и за пачку чая заключенные иной раз готовы выложить столько «капусты», сколько может стоить обильный ужин в самом дорогом ресторане.

Все прояснилось через три месяца, когда Ковров получше присмотрелся к своему подопечному, да и Шельма за время совместных возлияний успел изучить хозяина и после первого стакана водки частенько обращался к нему на «ты», презрев заведенный устав.

Положив на стол пачку долларов, полковник спросил:

– Знаешь, сколько здесь?

Пачка была тугая, перетянутая черной резинкой, ровная. Создавалось впечатление, будто она только что выскочила из-под печатного станка.

– Понятия не имею, – как можно равнодушнее сказал Шельма. Хотя понимал, что вышло у него это плохо. Вот и голос предательски дрогнул.

На такие деньги можно, как минимум, месяца два наслаждаться безбедной жизнью и удовлетворить половину путан с Тверской. Шельма даже отвернулся в сторону, небрежно отломил кусочек горбушки, давая понять, что его ничто так не интересует, как запах ржаного хлеба.

– А голосочек-то у тебя задрожал, – заулыбался полковник. – Здесь ровно пятьдесят тысяч. Если хочешь, они могут стать твоими.

– И каким же образом? – продолжал лепить равнодушие Шельма, хотя хлебушек жевать перестал.

Глеб Иванович достал из кармана фотографию и положил ее на стол.

– Знаешь этого человека?

Шельма неторопливо взял фотографию двумя пальцами.

– А что не узнать-то, его половина России знает. Это же Гриша Калужский.

– Верно, он самый, – согласился полковник и взглядом проследил за тем, как фотография вновь легла на стол. Может быть, несколько небрежнее, чем следовало бы. – Так вот, эти деньги станут твоими, как только ты замочишь этого человека.

Сказанное походило на шутку, но при взгляде на полковника смеяться не хотелось.

– И каким же образом я могу его грохнуть, если он находится на воле, а я в тюрьме?

– Все можно устроить. Я все-таки хозяин зоны. Мои верные люди отвезут тебя туда, где он обычно изволит кушать, ты сделаешь всего лишь один выстрел, и все! Деньги твои.

На губах Шельмы застыла ядовитая усмешка:

– И как же я воспользуюсь своими деньгами? Стану оклеивать стены в камере?

Издевательский тон Шельмы полковника не смутил: когда требовала ситуация, он мог проявлять поразительную выдержку:

– Тебе не век сидеть в тюрьме, когда-нибудь выйдешь на волю, но уже состоятельным человеком.

– За этого человека с меня могут здорово спросить.

Где-то под ложечкой похолодело. Страх медленно расползался во все стороны и грозился парализовать конечности. Похоже, что полковник взялся за него всерьез.

Глеб Иванович располагающе улыбнулся:

– Никто не узнает, что Гришу Калужского замочил именно ты. Ведь ты же находишься в тюрьме. Так что будут искать кого угодно, но только не тебя. Так ты согласен?

Взгляд жесткий, хищный, какой бывает у рыси, готовой вцепиться в загривок. Выбор не велик: грохнуть законного, а следовательно, собственными руками подписать себе смертный приговор или отказать всесильному хозяину… что тоже равносильно самоубийству. Возьмет и подсадит в камеру к зэкам с открытой формой туберкулеза! Вот тогда не один лепила с того света не вытащит.

Первый вариант был предпочтителен: законные действительно могут не узнать имени исполнителя, их гнев обрушится на кого-то другого, а грозный хозяин под боком – не самое приятное соседство. Сожрет, падла!

Глеб Иванович понимал смятение Шельмы и поэтому не торопил, наслаждаясь его сдержанной, но красноречивой мимикой.

– А если я надумаю убежать?

– И не надейся. За тобой будут наблюдать, и как только ты сделаешь хоть малейшую попытку, то получишь пулю в затылок.

– Хорошо… Я согласен. Когда нужно будет стрелять?

Глеб Иванович посмотрел на часы и, чуть растягивая слова, произнес:

– Уже через три часа, приятель.

– Какое у меня будет оружие?

– «СВД». Твоя любимая винтовка, – улыбнулся полковник.

Шельма внимательно посмотрел на полковника – неужели и это написано в его личном деле. О его пристрастии к этой винтовке знали немногие.

– Я бы предпочел «ВСС», – серьезно ответил Шельма.

Правый уголок рта полковника невольно пополз вверх:

– Это слишком дорогая штука. А твою винтовку придется оставить на месте. Так поступает настоящий киллер.

– Откуда я буду стрелять?

– Из милицейского «воронка», – неожиданно широко улыбнулся полковник.