Холт фыркнул и пробормотал под нос: «Стальная ньера…»

Я прикусила губу. Может, и пошутил… но отчего-то резануло. Это за неверие в его мужскую самость? Сглотнула. Переживу. А вот если он схлопочет кинжал в почку, пережить такое будет куда сложнее.

Я надела тёмно-зелёное шерстяное платье, пошитое ещё в Салерано. Сверху накинула тёплый плащ с капюшоном — всё же почти зима, и ночи даже в нашем мягком климате сейчас промозглые. Муж, глядя на меня, недовольно фыркал и хмурился.

К дому Брайта мы подъехали почти в полтретьего ночи.

Я нервничала. Вот никогда не представляла, что ночью, в тишине, звон подков и стук колёс по булыжной мостовой кажутся настолько громкими. Чудилось, что весь город должен нас слышать и пристально следить из-за стёкол погасших окон… Почему-то я была почти уверена, что за нашим домом установлено наблюдение. По пути поделилась этой мыслью с Рейном. Тот кивнул. И сказал, что к гавани поедем кружным путём. Если кто-то следит — пусть побегает. Но лучше бы не выследили, иначе может возникнуть вопрос, что потерял королевский эмиссар в порту глухой предрассветной порой?

Наконец муж и зевающий Брай с встрепанной головой сели в экипаж. Я зажгла тусклый, еле заметный светлячок, пресекая попытку Брайта усесться мне на колени.

— Ньера Сита? — Брай смущенно попытался пригладить светлую шевелюру пятернёй.

Интересно, в три пополуночи я должна желать доброго вечера? Доброй ночи звучит как-то неподходяще. В итоге просто улыбнулась и кивнула. И повернулась к мужу:

— Если сумеем остановиться где-то в скрытном месте, я наложу «отвод глаз» и заклинание тишины на карету целиком… Только где? Выехать за городские ворота, чтобы завернуть в лес, — это долго?

Рейн задумался, фыркнул.

— Едем домой! — фыркнул второй раз, взглянув на открывшую рот меня, и пояснил: — Самое скрытное и близкое место — наш собственный каретный сарай.

Я с уважением посмотрела на умного мужа.

В порт мы приехали уже ближе к четырём утра. Незримые и неслышимые. Причём со вторым я перемудрила. Наложила заклинание на карету с лошадьми — а пассажиры и кучер-Кирван попали под него тоже. Тут-то и выяснилось, что заклинание тишины работает почему-то для каждого объекта отдельно. Мне осталось только виновато молча развести руками. Муж покачал головой. Брайт беззвучно хихикал. Что делал Кирван, которому теперь было не сказать ни «прру!» ни «но!» — не знаю. Наверное, объяснялся с лошадьми жестами.

В общем, мы куда-то прикатили и встали в кромешной мгле. Мужчины вышли, я осталась. Хотелось пройтись по пристани, посмотреть на огни кораблей, послушать, как поскрипывает оснастка… но как-нибудь потом, Сейчас мы тут не для забавы, так что сижу смирно.

Сидеть пришлось долго, очень долго. Часа два. Уже пополз предрассветный холодный туман, я, невзирая на платье и плащ, продрогла. И жутко хотелось спать. Время от времени я прикасалась к медальону, связывающему меня с Рейном. Наконец дверца экипажа распахнулась. Мужчины забрались в карету. Рейн потёр замерзшие руки, поправил мокрую полу плаща и стукнул в стенку три раза, подавая сигнал кучеру — мол, можно трогаться. Ясное дело, Кирван его не услышал. Муж грустно вздохнул и полез наружу…

Заклинание тишины закончилось по дороге, прервав одинокую пьяную песню бредущего из трактира забулдыги.

Я аж подпрыгнула — неожиданный звон подков по мостовой просто ударил по ушам.

Снаружи кто-то громко выругался. А потом, через пару секунд, снова. Что-то насчёт призраков, «пить меньше надо» и одного из городского мифов — чёрного катафалка.

Рейн фыркнул.

Я попыталась представить, как посторонние воспринимают стук копыт и скрип колёс невидимой кареты, и поняла — вот так и рождаются легенды!

О вкусах не спорят: из-за вкусов бранятся, скандалят и ругаются.

Г. К Честертон

На следующее утро мы проспали завтрак.

Дрыхли бы и дальше, но Рейн сказал, что поедет во дворец, лично доложится Риналдо, а то тот посетит нас сам. Я зевнула и кивнула: да, ежедневные монаршие визиты в дом — это перебор.

Вернулся Рейн к обеду. Но ни поесть, ни расспросить его, как дела, я не успела — привезли собак. Мы поспешили в прихожую.

Хват и Рвач, скуля от нетерпенья, царапали когтями мраморный пол передней и рвались со сворки. Крепкий мужчина, приведший псов, едва удерживал их на месте. А причина собачьего энтузиазма, сидя на подоконнике, вылизывала лапку и лукаво щурила зелёные глазищи. Будто бы она тут и ни при чём.

Вот как эта хитрюга успела раньше нас?

Ссэнасс взглянула на меня, встопорщила усы, легко спрыгнула на пол и, гордо задрав хвост, двинулась к собакам. Я прислушалась — мне кажется, или ларра что-то то ли урчит, то ли бурчит, то ли поёт? И, похоже, волкодавы слышат! Морда Рвача приняла умильно-щенячье выражение, пёс тявкнул и бешено завилял куцым хвостом. Хват, разом растеряв всю свирепость, вывалил из пасти розовый ломоть языка… сейчас слюнями начнёт капать от избытка чувств.

— Сссобаки хорошшшие, — обернулась ко мне Ссэнасс.

Ну да, просто чудо — прекрасное и зубастое!

Похоже, у нашей пары волкодавов завелась кошка-мама…

Ссэнасс подошла к собакам. Легонько шлёпнула по носу лапой сунувшегося к ней Рвача. Тот заскулил и плюхнулся на зад, продолжая вилять хвостом.

— Отстёгивайте сворку, — скомандовал Рейн. — Дальше мы сами. И задержитесь, думаю, вы заслужили премию — псы в прекрасной форме.

— Рад служить, — кивнул мужчина. — Да, я два раза в день, утром и вечером, не по жаре, давал им бежать за каретой. Так они и спали лучше, и ели отменно, и мышцы нагуляли.

Пока Рейн представил и дал обнюхать псам Кирвана, Катарину и Винту, обед слегка подостыл, но всё равно отбивные Катарины были божественны. Я так пока не умею.

Заботу о волкодавах взял на себя Кирван. И добавил, что с собаками в доме будет спокойнее. Меня это чуть напрягло. Ведь Тариста — тихое законопослушное государство. И если чутье бывшего телохранителя говорит, что рядом бродит беда, значит, и впрямь нам что-то грозит…

Беспокойство вылилось в очередной всплеск повышенной активности. Я обошла все окна и двери в доме, накладывая заклинания, мешающие другим магам открыть замки волшебством. Ну, от какого-нибудь Меарбуса нас это, может, и не спасло бы, но даже учителю пришлось бы выворачиваться — при моей новой силе в семнадцать локтей в лоб он меня бы не перебодал.

Винта, прицепившаяся ко мне хвостом, внимательно таращилась на то, что я творю. А после десятого повторения одних и тех же слов начала их проговаривать со мной. Пусть, не вредно.

Пользуясь случаем, спросила, прочла ли она про ауры. К моему изумлению, Мышка выпрямилась, стиснула кулачки, наморщила лоб и начала барабанить текст из учебника почти слово в слово. О как! Ну, хорошо…