— А что будет с моей диссертацией? — совершенно неожиданно прервал разглагольствования куратора Тиоракис.

— М-м… Простите? — поперхнувшись каким-то словом, переспросил Стаарз.

— Неизвестно сколько я пробуду в Баскене, неизвестно сколько времени понадобится на завершение операции, неизвестно, когда я смогу появиться в университете. Ни Васода, ни Рамаха, ни Дадуда вопрос получения мною диплома, насколько я понимаю, не интересует. А меня — беспокоит. Что по этому поводу думает родное ведомство?

Несмотря на неожиданность вопроса, Стаарз испытал облегчение и радость. Сам вопрос и манера, в которой он был задан, свидетельствовали о том, что Тиоракис окончательно утвердился в том решении, которого от него ждали: он пойдет до конца.

— Вот уж по этому поводу, Ансельм, будьте абсолютно спокойны. Любой вариант: от отложения защиты на любой срок, если вы принципиально хотите писать магистерскую диссертацию сами, до заочной закрытой защиты. Сама диссертационная работа для этого последнего варианта, я вас уверяю, будет подготовлена по любой названной вами теме на самом высоком уровне. Можете не сомневаться.

— Хорошо. Тогда об этом после, — полностью входя в деловую колею, заключил Тиоракис. — Через четыре дня меня и Крюка будут ждать в Камне-на-Солях. Дорога туда занимает около полутора суток, так что времени для подготовки у нас в обрез.

— Понято, — очень сосредоточенно зафиксировал Стаарз и тут же спросил, — явки и пароли вам уже дали?

— Пока что только место встречи: у почты рядом с вокзалом. А в качестве пароля у меня Крюк. Будет встречать кто-то, кто хорошо его знает…

* * *

Против ожидания, явка, куда после встречи у почты, доставили Тиоракиса и Крюка, оказалось самой обыкновенной наземной фермой, располагавшейся километрах в десяти от городской черты.

Расхожий, опиравшийся на старую литературу стереотип рисовал баскенцев почти исключительно подземными жителями, в то время как подавляющее большинство из них давно имели постоянные жилища на поверхности, сохраняя родовые пещеры в качестве некоего вида дач. Этот процесс начался давно, сразу после окончания полуторавековой давности Пещерной войны, и грозил завершиться в ближайшие десятилетия, оставив подземный образ жизни лишь в качестве этнографического аттракциона для туристов.

Однако квашня баскенского сепаратизма, взбухшая на известном алмазно-урановом интересе, не только притормозила исход аборигенов из царства пещерных духов под вольные небеса, но и вернула многих из них, ставших на путь открытого вооруженного сопротивления федеральной власти, в старые крепости, созданные их предками в земных недрах.

Фермер, как и следовало предполагать, принадлежал к роду Ранох и активно помогал террористам ФОБ, занимаясь ближней разведкой и предоставляя свое хозяйство в качестве прикрытия для одного из промежуточных пунктов связи между подпольем, действовавшим на поверхности, и его руководителями, засевшими уже в самом настоящем подземелье. Этот человек, играя назначенную ему роль, демонстрировал максимальную лояльность властям, поддерживал самые добрые отношения с местной администрацией и военным персоналом всех ближайших блокпостов. Он сам и рабски послушные ему члены его многочисленной семьи являлись как бы привычным дополнением к унылому пейзажу каменистого плоскогорья и не вызывали особых подозрений у жандармских и военных патрулей, по десять раз на дню перемещаясь в наблюдаемой зоне со своими овцами, козами, расхристанными от нещадной эксплуатации грузовыми пикапчиками, груженными то сеном, то тюками с шерстью, то бидонами с молоком, то емкостями с водой… Грузы и их перевозчиков изредка и довольно формально обыскивали, но никогда ничего предосудительного не находили. Подвергаясь профилактическому обыску, баскенцы с фермы от мала до велика то ли доброжелательно, то ли издевательски скалились, вопрошая у мрачных солдат: «Чего ищешь, служивый? Может, помочь?»

Иногда на ферму наезжал зональный уполномоченный ФБГБ («зонуп»), который мало очаровывался внешней лояльностью хозяина, полагая, что гражданин сей, как минимум, «себе на уме», а то и чего похуже. Впрочем, зонуп подозревал в этих грехах любого баскенца. А фермер сажал «гэбэровца» в красный угол и отдавал приказ домашним принести ненавидимого «зонупом» баскенского национального хмельного пойла, основным сырьем для которого служили плоды какого-то местного кустарника и сыворотка козьего молока. По слухам, туда же, то ли для крепости, то ли для консервации, добавлялся помет местного эндемика — пещерной синей крысы. Уполномоченный подозревал, что над ним издеваются, но уличить в хозяина в подвохе не мог: гадость эта действительно была знаком баскенского гостеприимства. Правда, наиболее образованные и тактичные баскенцы, общаясь с иноплеменниками, лишь для проформы выставляли на стол сосуд со своим невероятным напитком, не стараясь навязать его употребление гостю. А фермер, быть может, разыгрывая наивную деревенщину, а, быть может, и в самом деле являясь таковой, стремился, чтобы зонуп обязательно отведал этой мерзости, намекая, что уклонение от угощения весьма обидно для гостеприимного баскенского дома.

Гэбэровец мстил хозяину тем, что, ведя с ним полубеседу-полудопрос, задавал массу провокационных вопросов с самыми изощренными подковырками, мечтая, что когда-нибудь чертов баскенец чем-либо себя выдаст. Иногда он неожиданно просил, например: «А покажи-ка мне свой молочный склад!» — и фермер, светя своей двусмысленной улыбкой под холодными льдисто-голубыми глазами, вел зонупа в одну из ближайших приспособленных под хранилище молочной продукции пещер, в которой, разумеется, ничего предосудительного, помимо молока свежего, молока кислого, сыров и творогов не находилось. Оперативник иногда чувствовал полное бессилие, понимая, что по настоящему неожиданного визита в это вражье гнездо (если это, действительно, было вражьим гнездом) ему нанести не удастся. Вон, над строениями фермы торчит решетчатая конструкция с баком наверху — водонапорная башня, куда воду накачивают из какого-то подземного русла. А на баше вечно маячит кто-либо из фермерских мальчишек. Башня невысока, но в условиях плоскогорья пылящую по проселку машину можно заметить за несколько километров. Пока доедешь, можно полк увести в пещеры или перепрятать поглубже то, что лежало близко. Ночью тоже врасплох не застанешь. Все вокруг позагорожено колючей проволокой с подвешенными на ней пустыми жестянками из-под консервов, а внутри бегают здоровенные и лютые собаки. И все это — от каменных волков. Не придерешься!

Вот, если бы выскочить из-под земли! Но для этого нужно знать лабиринты. А их не знает никто, кроме самих баскенцев. Там, где расположены военные и полицейские базы, небольшие участки пещерной сети изучили и от греха законопатили, но освоить все это подземное царство в масштабах всего Баске — на нечего и думать. Как-то зонуп с небольшим отрядом своих оперативников попытался найти поземный путь к одному из баскенских хуторов, тоже бывшему на подозрении, но ничего не получилось. Они несколько часов проплутали по лабиринту, ежесекундно опасаясь неожиданного нападения из враждебной глухой тьмы, а в результате вылезли на поверхность еще дальше от того места, куда хотели попасть, когда спускались под землю…