так, будто они перемолоты в труху. – Знала, признайся. Как я могу дальше тебе верить, если не понимаю, что творится у тебя в голове?

Млада помогла ему медленно сесть в кресло, подала воды.

– А ты признай, княже, что чувствовал сейчас то, что происходило с нами.

Драгомир недоверчиво хмыкнул, хоть прекрасно понимал, о чем она. Да, проклятье! С самого первого дня. Только предпочитал не думать об этом, не обращать внимания, списывая на легкое телесное влечение к красивой девушке. А оказалось, что и Млада ощущала то же, что и он, как будто они на короткие мгновения оказались в одном теле.

– Что ты хочешь этим сказать? – осторожно проговорил Драгомир, все еще сомневаясь в ее намерениях.

– Я хочу сказать о видении, когда зажила от ожога моя ладонь. И о том, что случилось вчера… Я как будто видела тебя даже сквозь мрак, – Млада потерла лоб, мучительно подбирая слова. – Я знаю, когда ты злишься, и знаю, когда ты добр. Чувствую, когда тебе плохо. Как сейчас. Я знаю, что ты пытаешься доверять мне, хоть не всегда я того заслуживаю. И сам не понимаешь, почему…

Она вздохнула, исчерпав красноречие. Драгомир смотрел на нее, чуть склонив голову набок.

– Скажем, так оно. Но при чем тут вельд?

– Он тоже как-то связан с тобой, а значит, и со мной. Но все, что происходит, пугает его, как и нас. Я навидалась достаточно людей, чтобы понимать это. Мне кажется, ответ за все перед нами должен держать Зорен. Без его колдовства тут не обошлось.

Значит, все-таки колдовство…

– Не знаю, Зорен виноват в этом или кто-то еще… Но ты должна сделать так, чтобы мальчишка больше не приближался ко мне, – Драгомир поставил пустую кружку на стол и попытался размять плечи. По телу прокатилась дрожь, словно князь требовал от него слишком многого. – Если это будет повторяться каждый раз, я долго не протяну. Да и не верю я ему, правду сказать.

– Не убивай его, княже. Пока не убивай… – Млада взглянула исподлобья. В ее голосе не было просьбы – только совет.

– Не убью. Он нам еще нужен. Но до похода ему придется посидеть в темнице. И поедет он с нами не как отрок, а как пленник. Под твоим надзором. И никакого оружия.

Млада покивала, слушая Драгомира.

– Еще одно я не могу понять… – проговорила она задумчиво. – Почему я? Если Зорен хотел насолить тебе, княже, с помощью сына, то почему я чувствую то же? Ведь он меня даже никогда не видел. И не знает обо мне.

Пожалуй, этими вопросами и правда стоило задаться, но Драгомир не успел. Громко дыша после подъема по лестнице, в светлицу ввалился Лерх. За ним вошел Хальвдан, а самым последним – Рогл. Млада спешно подошла к вельдчонку и начала выталкивать его за дверь, что-то тихо втолковывая.

Лерх, не обращая ни на кого внимания, разместил свой сундучок на столе и хрустнул пальцами перед тем, как начать осматривать Драгомира.

– Что здесь случилось? – не принимая участия в возникшей суете, громко провозгласил Хальвдан.

– Выйди, – бросил ему Драгомир. Верег только бровью дернул, но и шага с места не сделал. – Выйди, я сказал!

Драгомир резко встал – и как только силы нашел, – Лерх, который только-только склонился над ним, отпрянул, задел рукой сундук, и тот с оглушительным звоном грохнулся на пол. Млада наконец выпроводила вельдчонка и обернулась. Хальвдан нехорошо ухмыльнулся – значит, станет упрямиться. Воительница подошла к нему и, осторожно взяв под локоть, отвела в дальний угол. Там они о чем-то говорили, верег время от времени посматривал на Драгомира и хмурился. Вдруг Млада коснулась кончиками пальцев его разбитой скулы, Хальвдан отстранился, поймав ее руку. Во взгляде промелькнуло удивление и еще что-то, чего Драгомир разобрать не смог.

Под тихие причитания Лерха, который собирал по полу осколки и уцелевшие склянки, верег ушел, не задав больше ни одного вопроса.

* * *

Солнце лучами топило лед морозного неба. Воздух почти звенел от окрепшего к утру мороза, а скрип шагов по снегу громко разносился по голому, замершему, точно во сне, саду. Но скоро его не стало слышно за нарастающим, как волна, гомоном голосов. На Посвящение отроков в дружинники собрались все кмети и старшины. И пусть тесно на капище широкоплечим мужам среди могучих идолов, а никто священного действа пропустить не мог. Посторонним же – наоборот, появляться здесь запрещалось. Иные и хотели бы – да страх немедленной казни за нарушение таинства отпугивал даже самых любопытных.

Драгомир прошел в резные ворота капища по длинному тканому ковру, разостланному к его креслу, и сел в него с положенной в таком случае степенностью. С его появлением гул стих, и теперь можно было даже расслышать отдаленный шум города, окутанного суетой житейской беспечности.

Отроки, ждущие последнего круга Посвящения, стояли вокруг жертвенного камня, и на нем горкой лежали снятые пояса, которые им предстояло сегодня сменить на воинские. Драгомир обвел парней взглядом, никого не выделяя. Но невольно задержался на Младе, смиренно стоящей среди них. Воительница, несмотря на то, что давным-давно окропила свой меч кровью и прошла через такие испытания, которые мальчишкам не снились даже в самых дерзких и героических снах, настояла на том, что честь по чести хочет перед походом пройти Посвящение вместе с другими отроками. Чтобы ни у кого больше не возникло мысли сказать, что она не имеет права называться кметем и сражаться бок о бок с другими воинами. Волосы ее были распущены, а рубаха так же не подпоясана. Девушка стояла босиком на притоптанном снегу и даже не переступала с ноги на ногу, как тайком делали некоторые отроки. Млада просто смотрела перед собой, глубоко о чем-то задумавшись, и ждала не в пример терпеливее остальных.

Сбоку к Драгомиру подошел мастер Деян – единственный из мужей, не принадлежащих дружине, которому разрешено было находиться здесь. Ведь кузнец – родич Огня Сварожича. В горне кузнеца бушует его священное пламя, дарующее оружие воину и обнажающее правду. Если мастер управляет огнем, превращает его в пользу для людей – то и он осенен благодатью.

Деян, ничуть не сгибаясь под немалой тяжестью, держал в руках мечи, которыми опояшут сегодня отроков. А уж достойны ли те их – покажет поход.

Горел у подножья Перуна костер, плавился снег, отроки один за другим подходили к Драгомиру, произносили священную клятву – и та разносилась в тишине до самой кромки сада да тонула среди яблонь. А ведь яблоня – дерево тоже