– Это только первый шаг, – сказал Гилпатрик, – но нужно еще очень многое сделать.

– Осмелюсь сказать, значит, тебе стоит учесть и мои взгляды на этот счет.

Из чувства сыновнего уважения Гилпатрик всегда избегал обсуждать эту тему с отцом. Да и к чему обсуждать то, что все равно не собиралось меняться. Вот почему он так боялся этой встречи с отцом, понимая, что разговор о женитьбе его брата может завести их на опасную дорожку.

– Трудно было бы отстаивать свое мнение за пределами Ирландии, – осторожно сказал он.

– И все же архиепископ не возражает.

Одним из главных чудес правления Лоуренса О’Тула было то, что он, как и многие великие лидеры, обладал уникальной способностью жить одновременно в двух противоборствующих мирах. После своего возвращения Гилпатрик уже получал от него множество разных заданий и имел возможность хорошо изучить его. Сам О’Тул был безгрешен, в этом никто бы не усомнился, и Гилпатрик почитал его. Он всей душой стремился очистить Ирландскую церковь. Но он также был и ирландским принцем до мозга костей и поэтической натурой, полной тайн и загадок.

– Только дух имеет значение, Гилпатрик, – не раз говорил ему этот удивительный человек. – Некоторые из наших великих людей, вроде святого Колумбы, были принцами. И если люди почитают Бога благодаря своим вождям, в этом определенно нет никакого вреда.

– Это верно, отец, – ответил Гилпатрик. – Раз уж архиепископ не возражает, я и слова об этом не скажу.

Конн посмотрел на него. Гилпатрик явно стремился к примирению. Но разве он не понимает, подумал Конн, сколь высокомерен был его ответ? Старый священник почувствовал, как в душе закипает гнев. Сын делал ему одолжение, милостиво принимая его убеждения, но лишь до тех пор, пока они не подвергнуты сомнению архиепископа. Это было оскорбительно для него, для семьи, для самой Ирландии. Конна словно ударили.

– Теперь я начинаю понимать, чего ты, Гилпатрик, хочешь для Церкви, – с опасной мягкостью произнес Конн.

– И чего же, отец?

Старик бросил на сына ледяной взгляд:

– Еще одного английского папу.

Гилпатрик поморщился. Это был удар ниже пояса, хотя и убедительный. В предыдущее десятилетие, в первый и единственный раз за всю ее долгую историю, Католическая церковь получила папу-англичанина. Адриан IV был ничем не примечателен, но вот для ирландцев он сделал кое-что такое, что заставило его запомнить.

Он посоветовал начать Крестовый поход против Ирландии.

Это было как раз в то время, сразу после избрания папы, когда английский король Генрих некоторое время размышлял о вторжении на западный остров. То ли для того, чтобы доставить удовольствие королю Англии, то ли потому, что послы Генриха ввели его в заблуждение относительно состояния Ирландской церкви, но папа Адриан написал письмо английскому королю, в котором говорил, что счел бы весьма полезной услугой Церкви, если бы остров расширил христианский мир.

– А чего еще ждать от папы-англичанина? – говорили люди вроде Конна.

Но хотя папа Адриан давно расстался с жизнью, память о том письме мучила ирландцев.

– Мы, наследники святого Патрика, которые сохранили христианскую веру и письменные свидетельства Древнего Рима, в то время как почти весь мир оказался под властью варваров, мы, давшие саксонцам все их знания, должны получать урок христианства от англичанина?! – возмущался отец Гилпатрика всякий раз, когда разговор касался этой опасной темы.

Безусловно, письмо папы Адриана было проявлением грубого произвола, чего Гилпатрик не мог отрицать. Однако суть этих разногласий была гораздо глубже.

– Ты говоришь так, отец, как будто Ирландская церковь существует сама по себе. Но есть только одна Церковь, и она повсюду, в этом ее сила. Власть Церкви дана одним-единственным небесным Владыкой. Ты говоришь о прошлом, когда варвары воевали на руинах Римской империи. Но ведь только Церковь сумела принести мир и порядок, ибо обладала единой духовной властью, что превыше власти земных королей. Когда Папа Римский призвал рыцарей Христовых отправиться в Крестовый поход, он призвал их из всех земель. И короли забыли свои размолвки, чтобы вместе стать воинами и пилигримами. Папа, наследник самого святого Петра, правит всем христианским миром. Должна быть только одна истинная Церковь. По-другому и быть не может.

Как Гилпатрик мог выразить словами то, что вдохновляло его и еще многих, таких же как он, то видение мира, в котором человек мог бы пройти от Ирландии до Иерусалима, везде говоря на одном и том же латинском языке и везде находя тот же строгий порядок христианской империи, те же монашеские ордены, слыша те же литургии. Христианство было неким необозримым духовным механизмом, универсальным братством.

– Я тебе скажу, что я думаю, – негромко откликнулся его отец. – То, что любят все эти реформаторы, к духу никакого отношения не имеет. Это власть. Папа Римский не берет заложников, как короли, но создает заложников духовных. Потому что, если какой-нибудь монарх ему не повинуется, папа тут же отлучит его и заявит его народу – или это заявит другой король, достаточно сильный, – что его необходимо свергнуть. Ты скажешь, это делается ради того, чтобы приблизить к Богу все народы на земле. А я тебе скажу, это делается из любви к власти.

Гилпатрик понимал, что смысл в словах отца безусловно есть. Между папами и монархами не раз уже случались столкновения, в которых папы старались одержать верх, в том числе и над королями Франции, Англии и даже над самим императором Священной Римской империи, стоило только монархам попытаться взять под свою руку огромные земли Церкви или армию священнослужителей. Как раз в это самое время английский король Генрих вел яростный спор на эту тему с Томасом Бекетом, архиепископом Кентерберийским, и находились церковные сановники, которые считали, что король прав. Эти извечные разногласия между королями и священнослужителями были такими же древними, как сама история человечества.

– А я вот еще о чем тебя спрошу, – сказал Конн. – У тебя есть копия того письма папы Адриана, в котором он велит королю отправиться в Ирландию?

– Думаю, есть.

Это письмо давно стало общеизвестным.

– И какие условия ставит папа? Что должен сделать король Англии, чтобы получить благословение на завоевание? Там ведь об этом даже не один раз говорится, а два раза, – едко добавил Конн.

– Ну, упоминался, конечно, вопрос налогов…

– По пенни с каждого хозяйства на острове, и отправлять их в Рим каждый год. Денарий святого Петра! – воскликнул старый вождь. – Денег они хотят, Гилпатрик! Денег!

– Отец, но ведь это просто…

– Денарий святого Петра! – Старик выразительно поднял вверх палец и с такой яростью уставился на сына, что Гилпатрик почти воочию увидел, как его вразумляет седобородый друид из древних времен. – Денарий святого Петра!

А потом старик вдруг с раздражением отвернулся от сына. Если Гилпатрик до сих пор так ничего и не понял, что толку воздух сотрясать? Ведь дело вовсе не в деньгах! Его оскорбляла сама суть вопроса. Неужели Гилпатрик действительно этого не видел? Ведь уже семь веков именно Ирландская церковь вдохновляла весь христианский мир силой своего духа. Духа святого Патрика, святого Колумбы, святого Кевина и многих других. Миссионеры, отшельники, принцы Ирландии. Конну всегда казалось, что ирландцы отмечены каким-то совершенно особым образом, как избранные люди древности. Но если так, разве не должно быть христианство причащением к таинству, а не сводом строгих правил и норм? К сожалению, Конн хорошо знал, как обстояло дело в других странах. В дублинском порту ему приходилось встречаться со священниками из Англии и Франции. И он всегда ощущал в них склонность к формализму и манипулированию, что вызывало в нем лишь отвращение. Такие люди не могли принадлежать к благословенной тишине Глендалоха, они никогда не сумели бы создать книгу Келлса. Возможно, из них и получились священники, но они не были поэтами, и стань они учеными, их наука была бы суха.