и Моро — встретят как триумфаторов. А за нами будет идти на поводу серовато-стальной мустанг.

Опьяненный радужными мечтами, я еще раз вонзил шпоры в бока моего славного коня, что было совершенно излишне, так как он и сам рвался вперед. Как будто понимая, что я сделал это машинально, Моро безропотно стерпел мою напрасную жестокость.

Она была тем более ненужной, что в то самое мгновение, когда я совершил ее, беглец запутался в собственной уздечке и упал на бок.

Не успел он подняться, как Моро очутился подле него. Я соскочил на землю, накинул на шею мустанга лассо, и таким образом он стал моим пленником.

Оставалось только радоваться удаче: именно ей и ничему другому я был обязан этим торжеством.

Укрепив на шее мустанга лассо, я решил взнуздать его и повести за собою на поводу в Коралл-Фалсо.

Радость кружила мне голову. При мысли об одержанной победе я невольно улыбался и заранее переживал восторг, который мне суждено было испытать по возвращении в ранчерию.

Обратный путь мало смущал меня. Я должен был только привязать красавца пленника к моему седлу, вскочить на своего коня и спокойно ехать по направлению к «Ложной ограде».

Я забыл о том, что жизнь полна неожиданностей.

Как только я подошел к Моро с намерением сесть на него и повернуть по направлению к ранчерии, раздался странный свистящий звук. Кровь застыла у меня в жилах.

Громкий крик, последовавший за странным звуком, мало удивил меня. Я почти ожидал его.

Этот звук мне случалось слышать очень часто: это был свист рассекающего воздух лассо. Неистовый крик, раздавшийся мгновение спустя, доказывал, что кто-то чувствовал себя вполне удовлетворенным собственной ловкостью.

Я поспешно оглянулся. Безграничное отчаяние охватило меня. Надо мною повисла целая паутина оканчивавшихся петлями веревок.

Все дальнейшее произошло с молниеносной быстротой. В то самое мгновение, когда послышался свист, я почувствовал, что в тело мое впиваются веревки, а следующее мгновение ноги мои подкосились, и я со всего размаха упал на спину.

Глава XIX

САЛЬТЕАДОРЫ

Несмотря на всю внезапность и неожиданность этого нападения, я сразу понял, с кем имею дело. Меня захватили в плен мексиканцы.

Вокруг теснилась группа всадников. Их было человек сорок. На регулярный кавалерийский отряд они походили мало, но все были вооружены с головы до ног. По всей вероятности, они заметили меня в то время, как я мчался по длинной просеке, не подозревая, что какое-либо живое существо следит за мной.

Возможно также, что они не видели меня, но догадались о моем приближении по громкому стуку копыт Моро или же обратили внимание на мустанга, убегающего от чьего-то преследования.

Во всяком случае, мое появление не было для них неожиданностью; они поспешили устроить засаду, спрятавшись за деревьями, теснившимися по обеим сторонам просеки.

В голове моей промелькнула совершенно фантастическая мысль. Я подумал, что серый мустанг был нарочно подослан ко мне в виде приманки.

Побарахтавшись некоторое время на одном месте, я наконец встал на ноги. Мексиканцы окружили меня со всех сторон. Многочисленные лассо, обвивающиеся вокруг моего тела и сжимавшие, словно тисками, мои руки, шею, ноги и талию, больно давали мне чувствовать, что я в плену.

Всякая попытка освободиться от этих тонких и крепких веревок была обречена на неудачу. При первом же подозрительном жесте с моей стороны меня бы снова бросили на землю. Сопротивляться было бессмысленно.

Отлично понимая это, я молча покорился своей участи и стал наблюдать за моими врагами.

Вид у них был в достаточной мере живописный. Крайнее разнообразие костюмов придавало им сходство с труппой странствующих комедиантов. Среди них не нашлось бы и двух человек, одетых совершенно одинаково. Но я обнаружил это лишь при ближайшем рассмотрении. Сначала мне бросились в глаза только широкополые сомбреро и бархатные штаны, делавшие всадников несколько похожими друг на друга.

Некоторые из них носили вокруг шеи длинные шарфы, спадавшие на грудь. Все были превосходно вооружены. Кроме длинных охотничьих ножей (мачете) и пик мое внимание привлекли небольшие ружья (эскопеты), прикрепленные к седлам.

— Гверилья! — пробормотал я сквозь зубы, полагая, что меня захватили в плен гверильясы.

К сожалению, это предположение оказалось неправильным. Скоро мне пришлось сознаться в собственной ошибке. Хищное выражение лиц, грубые движения, ругань, ежеминутно срывавшаяся с уст моих врагов, и некоторые другие особенности — все доказывало, что я попал не в руки партизан, а в когти саль-теадоров, то есть разбойников с большой дороги.

Это открытие было не из приятных, и я почувствовал себя не на шутку встревоженным.

Как общее правило, мексиканских бандитов трудно упрекнуть в кровожадности. С людьми, покорно отдающими им свои кошельки, они обращаются вполне сносно. Целью их существования является грабеж, а не убийство. Жизни одиноких путников, на которых они обычно нападают, опасность угрожает только в том случае, если эти несчастные оказывают сопротивление.

Но в описываемое мною время, когда вся Мексика была на военном положении, сальтеадоры жестоко разделывались с американцами, имевшими несчастье попасть в их руки. Пленники подвергались разнообразным и мучительным пыткам.

Глядя на свирепые физиономии окружавших меня бандитов, я понял, что мне грозит смертельная опасность. По всей вероятности, меня сожгут живым или четвертуют. А может быть, с меня сдерут кожу. А может быть… Словом, десяток предположений, одно ужаснее другого, вихрем пронесся в моем мозгу.

Два-три подошедших ко мне разбойника обыскали меня с ног до головы. Сделали они это в достаточной степени грубо.

Мгновение спустя к нам подъехал человек, пользовавшийся среди них, по-видимому, известным авторитетом. Слово «капитан», произнесенное несколькими голосами при его появлении, указывало на то, что он был предводителем шайки. Его наружность как нельзя более соответствовала этому.

Это был высокий, широкоплечий человек со смуглым лицом, густой бородой и длинными усами. Необыкновенная роскошь его одежды