Мадам Заза откинула ковер.

— Что за чертовщина? Эй вы, что здесь происходит?

Полыхнуло яркое пламя, и все прошло. Стол опустился на место, стул поднялся с пола. Стол, приземляясь, ударился углом, и одна ножка у него подломилась. Дэнни, освобожденный от боли, стоял покачиваясь.

— Убирайтесь отсюда, — со злостью выпалила мадам Заза. — Убирайтесь, а то позову полицию. Я порядочная женщина, у меня есть лицензия. Я не хочу, чтобы у меня в доме происходило черт знает что. Уходите.

Очевидно, эта женщина не нашла ничего необычного, по крайней мере, необъяснимого в том, что стол ползал по потолку.

— Только небольшая демонстрация, — пробормотал Дэнни, с трудом выговаривая слова. Осторожно передвигая ноги, он направился к выходу.

Девушка, широко раскрыв глаза и прижав ладонь ко рту, наблюдала за ним, пока он шел к двери. У другой это означало бы страх. Что выражало лицо этой девушки, Дэнни не мог определить, и его это тревожило.

Он улыбнулся ей с улицы, заметив, как она наблюдает за ним через грязное стекло, затем подозвал такси и уже из машины смотрел на нее, пока магазин не скрылся за углом. Дэнни откинулся на сиденье. У него ничего не оставалось, кроме чувства потери и сознания того, что у него обнаружилась новая сверхъестественная способность.

Если есть еще более необычные таланты, то хорошо бы ничего о них не знать.

* * *

Телефон надрывался от звона, когда Дэнни вошел в свою квартиру. Чертыхнувшись, он пересек комнату и схватил трубку.

— Алло, — резко произнес он.

— Алло, Дэнни, где тебя черти носят? У тебя все в порядке?

— Кто это… А, это ты, Шон. Да, у меня все нормально. Днем я был в нижнем городе.

— А что там делал?

— Искал биржу.

— Ты искал биржу? — Голос Шона звучал недоверчиво. Казалось, он пытался определить признаки полуправды в его словах. Дэнни почувствовал возмущение. Почему, в конце концов, он должен давать ему отчет в своих действиях?

— Ты напугал меня до смерти, — продолжал Шон. — Я думал, может, ты бросился под электричку метро или еще что-нибудь с собой сделал. Я собирался уже звонить в полицию и больницы. Если женюсь когда-нибудь, клянусь не заводить детей, чтобы не трястись от страха, что какой-нибудь грузовик наедет на моего ребенка. Дэнни, ты бы посидел дома и отдохнул немного. Тебе это просто необходимо.

Дэнни не знал, засмеяться ему или съязвить.

— Почему ты считаешь, что мне это необходимо? — спросил он осторожно.

— Ну это же очевидно. Ты слишком долго работал. А отгулял всего одну неделю пять месяцев назад. Почему бы тебе не отдохнуть еще одну? В конце концов, ты ее заработал, хотя «Дельта» и не заплатит тебе за нее.

— Слушай, Шон, — сказал Дэнни. — Ты не должен взваливать на себя все мои проблемы. Я очень ценю твое участие, но меня это уже немного достало. Я не ребенок, чтобы за мной следили, как я перехожу с одного тротуара на другой.

— А, парфянская стрела. Но знаешь, что я думаю, Дэнни? Раз уж ты посвятил меня в свои проблемы, мне кажется, я могу рассчитывать на откровенность.

— Думаю, да… Ну так вот, я провернул одно дельце. Не хотел упустить его. Но я уверен, что с психикой у меня все в порядке я со здоровьем тоже.

— Ну ладно, — произнес Шон с сомнением. — Дай мне знать, если тебе понадобится моя помощь.

— Конечно. Можешь помочь мне прямо сейчас. Ты помнишь имя писателя, который собирал всю информацию о сверхъестественных способностях? Газеты обычно публиковали его материалы дважды в неделю во время мертвого сезона.

Шон фыркнул.

— Мертвый сезон! Я знаю человека, которого ты имеешь в виду. Его фамилия Форт. Чарльз Форт. У нас в городе существует культ фортианцев. Ты хочешь с ним поговорить?

— Я должен, — сказал Дэнни. — У меня в голове сейчас происходят вещи почище летающих тарелок. Да, и еще — ты случайно не знаешь: у нас есть отделение Общества психических исследований?

— Уверен, что есть. Их телефон должен быть в телефонной книге. Ты что, составляешь коллекцию? Тогда можешь пойти в университет и сыграть там в кости с парапсихологами.

— Хорошо, я так и сделаю, — пообещал Дэнни. — Отлично, Шон. Еще будут какие-нибудь советы?

— Ты ведь слышал, что я тебе говорил, — сказал Шон. Дэнни показалось, что он уловил в его голосе нотки обиды, но он бы не поручился за это.

— Поискать психоаналитика, да?

— Вот-вот.

Наступило неловкое молчание.

Дэнни сказал:

— Ну ладно, Шон. Я подумаю об этом. Не беспокойся обо мне и спасибо за все. Встретимся позже.

— Пока, — сказал Шон.

Дэнни положил трубку и, нахмурившись, сел в кресло. Шон совсем его запутал: доброжелательный, всегда в хорошем настроении, великодушный до смешного, принимающий близко к сердцу чужие обиды и несправедливости, которые не касались его лично, — и все же какой-то неустойчивый, ненадежный, неуловимый, как ртуть. Его жизнерадостный голос по телефону, необъяснимо заинтересованный и все же спокойный и ровный, как стрекот цикад поздним летом, был для Дэнни более загадочен, чем его собственные схватки с иррациональным. Дэнни ни с чем не мог его связать и меньше всего с теми легковесными соображениями, которые Шон высказывал.

Но, кажется, Шон немного обиделся на его упрямое нежелание объяснить свое состояние простым психозом. Он предложил помощь и проявил что-то вроде понимания. И, очевидно, хотел быть в курсе дальнейших действий Дэнни, Шон потерял работу, встав на его сторону, что давало ему право, как он объяснил, знать о его дальнейших планах.

Дэнни решил позвонить Шону и предложить ему участвовать в биржевой сделке. Но затем передумал. Шон не выказал к этому никакого интереса. Вряд ли он способен поверить в возможность провернуть такую сделку. К тому же у него очень мало денег. В то время, когда Шон впервые пришел в «Дельту», он снимал комнату без горячей воды на Орчард-стрит (в двух кварталах, как он объяснил, от главной нью-йоркской конторы по контролю за изданием порнолитературы) вместе с напыщенным негритянским пацифистом, который проводил большую часть времени в бесполезных поездках по Индии и другим отдаленным местам на деньги какой-то христианской секты. Чернокожий миссионер оставлял квартиру в полное распоряжение Шона в придачу с запасом чая, которым заливал кукурузные хлопья, так как терпеть не мог молока.

Дэнни достал бумажник и проверил свою наличность. От пятерки, после того как он расплатился с таксистом, остались две однодолларовые бумажки плюс мелочь, которую он выгреб из карманов. Чудо, что вообще хоть что-то осталось к концу этого длинного дня.

Совсем стемнело. Дэнни опустил жалюзи и включил настольную лампу. Сев за стол, он написал письмо, описав в деталях события, которые еще не произошли, и указав, когда они должны случиться. Письмо он адресовал самому себе.