Лучистое апрельское солнце вынырнуло на миг из-за туч и скрылось вновь, словно оттого, что не в силах было развеять атмосферу напряженности, царившей среди обитателей лагеря. Все они стали винтиками в военной машине Федерации, запущенной с небывалой силой. Все пришло в движение согласно приказу генерала Гранта немедленно начинать наступление на Юг. Командование над западной группировкой войск получил генерал Шерман, и на западе, и на востоке было решено применять одну тактику: атаки, непрерывные и по всем направлениям, дабы не давать передышки изнемогающим войскам южан. Однако последние новости были малоутешительны для северян. Пока генералы Грант и Шерман согласовывали последние детали совместных действий, третья группировка федеральных войск из сорока тысяч человек под командованием генерала Натаниэля Бэнкса направилась вверх по течению Красной реки при поддержке флота из пятидесяти кораблей. Их целью был захват огромных запасов хлопка и разгром армии мексиканского императора Максимилиана. Однако федералов ожидало необычно стойкое сопротивление, и рейд кончился полной неудачей.

А вдобавок не далее как 12 апреля кавалеристы генерала Натана Бедфорда Форреста напали на форт Пиллоу в штате Теннесси и вырезали весь гарнизон. Шерману пришлось поднять по тревоге конницу с приказом немедленно очистить Теннесси от солдат Форреста.

Джон Райт не выпускал руки дочери из своей. Для обоих эта встреча значила чрезвычайно много. Как только Китти увидела отца, она разразилась слезами и бросилась в его объятия. Они проговорили несколько часов подряд – связывавшие их прочные узы оставались по-прежнему неразрывны.

Джон уже почти оправился от раны и признался Китти, что намерен провоевать до самого конца.

– А что дальше? – с обезоруживающей откровенностью спросила Китти. – Что этот конец будет означать для всех нас, папа?

– Это известно одному Господу, – пожал плечами Джон. – Сомневаюсь, что Югу удастся предотвратить вторжение, Китти. Они давно голодают, воюют полуголые, они плохо вооружены. Дела там идут все хуже и хуже.

– А как же твоя земля? – напомнила она про столь дорогую ему некогда ферму. – Папа, разве ты в силах забыть о своей ферме? – В ее голосе слышалось страдание.

– Если победит Север, я вернусь домой, Китти. Хотя, конечно, это будет непросто. Я вернусь домой и постараюсь построить то, что разрушилось, поднять землю и жить на ней. А если еще и твоя мама жива и хоть немножко образумилась, что ж, мы будем строить новую жизнь вместе.

Увы, по его тону было ясно, что он практически не верит в то, что Лина жива, и еще меньше в то, что она стала иной. Китти волей-неволей пришлось рассказать ему всю правду, хотя она видела, какие страдания доставляют Джону ее слова.

– Ты, дочка, забросала меня вопросами о будущем, – пробормотал Джон, задумчиво теребя бороду. – Однако я бы тоже хотел получить ответы кое на какие вопросы. Раньше ты на них предпочитала не отвечать. Что ты сама намерена делать? Я не про далекое будущее спрашиваю. Я уже говорил, что скоро мы покинем этот лагерь, и надо решать: двинешься ли ты следом за нами, чтобы работать в полевом госпитале, или тебя надо отправить домой, или же ты присоединишься к конфедератам. Решать ты должна сама, и решать быстро. Судя по всему, здесь вот-вот начнется жуткая бойня.

– Знаю. – Китти задумчиво глядела на лагерь. С каждым днем прибывало все больше народу – армия Потомака копила силы для вторжения на Юг. Она не станет в этом участвовать. Как бы ни любила она своего отца, как бы ни ненавидела всем сердцем рабство, изменить родной земле было выше ее сил. Перед мысленным взором проплыли кусты гардении, покрытые пышными цветами… и объятия Натана под кроной густой плакучей ивы на берегу говорливого ручья. Надежды… грезы… обещания… девушка и юноша, влюбленные друг в друга, еще не задетые войной и грядущим с ней безумием. Способна ли красота затмить ужасы и страдания? Она и сама не знала. Даже если Юг победит, вернется ли все на свои места, сохранится ли в ее сердце любовь к Натану?

Неожиданно они заметили приближающуюся к ним фигуру высокого человека. Джон заметил:

– Это Тревис. Чует мое сердце, он только что от генерала Гранта и знает новости. И вряд ли они придутся мне по душе.

Китти не спускала глаз с Колтрейна, с досадой почувствовав, как часто забилось ее сердце. Он неотразим. Как бы она его ни ненавидела, одного его появления достаточно, чтобы кровь забурлила в ее жилах. Увы, она неравнодушна к его красоте, и взгляд серо-стальных глаз из-под полуопущенных ресниц вызывает во всем ее теле горячие волны возбуждения. Прибыв в лагерь, Тревис первым делом подстриг волосы и сбрил бороду, аккуратно подровняв усы. Этот мужчина был не только красив, но и идеально сложен. Китти невольно любовалась его движениями. Он был похож на дикого кота: грациозный, хладнокровный, уверенный в себе, словно ничто в мире не способно отвлечь его от намеченной цели. И он, несомненно, был опасен. Опасен и жесток. И она ненавидела его. А еще больше ненавидела то, как действовала на нее его близость.

– Он вовсе не такой уж плохой.

Она сердито покосилась на отца, также следившего за Тревисом. Джон с усмешкой добавил:

– Я отлично знаю, что ты сейчас думаешь о том, как он тебя оскорбил и как ты ненавидишь его за хладнокровие и жестокость. Поначалу я и сам думал точно так же. И пожалуй, ненавидел его не меньше. Ведь не так уж трудно было догадаться, с какой целью он оставил тебя у себя.

– Однажды я видела, как он пристрелил своего собственного солдата, – мстительно заговорила Китти. – Он был ранен, и не было времени с ним возиться, и скорее всего он все равно бы умер, но Тревис взял и прикончил его собственными руками!

– И я делал то же, – просто признался Джон. – Иногда милосерднее пристрелить человека, чем предоставить ему мучиться до конца. Господь свидетель, как тяжко это делать! А с Тревисом мне пришлось сражаться рука об руку, и я хорошо узнал его. Из-за несчастий, свалившихся на него в прошлом, он ушел в себя и возвел незримую стену отчуждения и холода. Но за суровой внешностью скрывается доброе сердце.

Китти ошеломленно молчала. Ей с трудом верилось в то, что рассказал о себе и о Тревисе отец. Значит, ни того, ни другого она не знала до конца.

– Я видел своими глазами, как Колтрейн остановился, чтобы напоить раненого конфедерата. Мальчишка так и умер у него на руках. А другого он перевязал, чтобы тот не истек кровью. И не раз и не два он отдавал свою порцию больным или раненым. Нет, дочка, Тревис вовсе не так плох, как тебе бы хотелось думать. Он просто спрятался за этой своей стеной, чтобы больше никто не смог ранить ему душу. У всякого есть свой запас прочности, и у всякого он имеет свой предел.

– Да я и не спорю с тобой. Однако мне пришлось узнать его совсем с другой стороны. Я никогда не забуду то, что он сделал со мной, со всей моей жизнью. И оттого я ненавижу его и жду не дождусь, когда навсегда смогу вычеркнуть его из своей жизни.

– Да пойми же ты, – усмехнулся Джон, – что если двух мулов запрячь с разных концов, они не стронут фургон с места! А вот если встанут рядом, то помчатся, как ветер! Ты чертовски красивая девчонка и привыкла, что мужчины готовы умереть ради твоего удовольствия, ради твоей причуды. А Тревис не таков. Тебе никогда не обвести его вокруг своего миленького пальчика и не заставить плясать под свою дудку. Вот оттого-то вы и ссоритесь.