За этой известной, снообразующей силой, которая окажется сейчас нам превосходно знакомой, – из четырех факторов сновидения она в действительности наиболее доступна и близка нам – мне не хотелось бы категорически отрицать способности самостоятельно вносить в сновидение новые элементы. Ее воздействие, аналогично другим трем факторам, проявляется, правда, преимущественно в подборе и сортировке готового психического материала в мыслях, скрывающихся за сновидением. Есть один только случай, когда она в значительной степени избавляется от труда воздвигать как бы фасад для сновидения, избавляется благодаря тому, что в материале мыслей, скрывающихся за сновидением, имеется уже в готовом виде такой элемент, ожидающий только своего применения. Этот элемент я обычно именую «фантазией»; я избегну, вероятно, многочисленных недоразумений, если тотчас же сошлюсь на аналогию в состоянии бодрствования, на сновидения наяву. Роль этого элемента в нашей душевной жизни далеко не исчерпывающе выяснена и исследована психиатрией: почти единственное исключение в этом отношении составляет М. Бенедикт. От ничем не омрачаемого, проницательного взгляда поэта не ускользает значение дневных сновидений; общеизвестно то место в «Набобе» Доде, в котором описывается аналогичное состояние одного из героев романа.

Изучение психоневрозов приводит нас к тому неожиданному выводу, что эти фантазии или дневные сновидения являются ближайшими провозвестниками истерических симптомов, по крайней мере, целого ряда таковых; истерические симптомы связываются не с самими воспоминаниями, а с фантазиями, создаваемыми на почве последних. Частое проявление сознательных дневных фантазий дает нам возможность ближе познакомиться с такого рода явлениями; но, подобно таким сознательным фантазиям, имеется еще и множество оессознательных, которые остаются таковыми благодаря их содержанию, а также и происхождению от отодвинутого материала. Более глубокое проникновение в характер этих дневных фантазий показывает, что им присуща значительная часть особенностей сновидения, их исследование открыло бы нам ближайший и легкий путь к пониманию последних.

Подобно сновидениям, и они представляют собою осуществления желаний; подобно сновидениям, и они в значительной мере базируются на впечатлениях, оставленных детскими переживаниями; подобно сновидениям, и они для своих созданий пользуются некоторой снисходительностью со стороны цензуры. Исследуя их структуру, мы замечаем, что мотив желания, обусловливающий их деятельность, смешивает, преобразует и вновь сплачивает в одно целое материал, из которого они состоят. Они находятся почти в том же отношении к воспоминаниям детства, к которым могут быть с легкостью сведены, в каком многие римские дворцы в стиле барокко находятся к античным развалинам, плитняки и колонны которых дали материал для современной архитектуры.

Во «вторичной обработке», которую мы приписали нашему четвертому моменту образования сновидений, мы находим тот же процесс, который имеет возможность вне зависимости от внешних влияний проявляться при создании дневных сновидений, фантазий. Мы могли бы сказать даже прямо, что наш четвертый момент стремится из представленного ему материала создать нечто вроде дневного сновидения. Там, где такое дневное сновидение составлено уже в общей связи мыслей, там этот фактор тотчас же обратится к нему и будет способствовать включению его в содержание сновидения. Есть сновидения, которые состоят исключительно в повторении дневной фантазии, оставшейся, быть может, неосознанной, так. например, сновидение мальчика о том, что он едет в колеснице вместе с героем Троянской войны. В моем сновидении «автодидаскер» вторая часть представляет собой полное и точное повторение самой по себе вполне невинной дневной фантазии о моем знакомстве с профессором Н. Комплекс условий, которым должно соответствовать сновидение при своем возникновении, способствует тому, что предшествующая фантазия образует лишь часть сновидения или что лишь одна ее часть проникла в содержание последнего. В остальном же фантазия претерпевает то же самое, что и Другие части скрытого материала. Однако она зачастую сохраняет и в сновидении форму законченного целого. В моих сновидениях часто содержатся места, сразу выделяющиеся совершенно отличным от других впечатлением. Они представляются мне более связными, но в то же время и более беглыми, чем другие части того же сновидения; я знаю, что это бессознательные фантазии, включенные в сновидение, но мне никогда еще не удавалось зафиксировать ни одной такой фантазии. Вообще же, эти фантазии, как и все другие составные части мыслей, скрывающихся за сновидением, подвергаются смещению, сгущению и проч.; есть, однако, и переходы между одной крайностью, когда они в неизмененном виде образуют содержание сновидения или, по крайней мере, его фасад, и другой, когда они представляются в содержании сновидения лишь одним из своих элементов или же отдаленным намеком на таковой. Для участия фантазий в мыслях, скрывающихся за сновидением, чрезвычайно важно, какие выгоды представляют они по отношению к требованиям цензуры и необходимости сгущения.

При выборе примеров толкования сновидений я по возможности избегал сновидений, в которых бессознательные фантазии играют выдающуюся роль, так как включение этого психического элемента потребовало бы пространного изложения психологии бессознательного мышления. Совершенно обойти эти «фантазии» я все же не могу, так как они довольно часто полностью входят в сновидение и еще чаще весьма отчетливо обнаруживаются в нем. Я приведу еще одно сновидение, состоящее из двух различных, противоположных, но в некоторых местах совпадающих друг с другом фантазий, из которых одна носит поверхностный характер, другая же служит как бы для толкования первой. Хороший пример такого сновидения, возникшего из нагромождения нескольких фантазий, я подверг анализу в «Отрывке анализа истерии», 1905. Я должен сознаться, однако, что я преуменьшал значение этих фантазий для образования сновидений до тех пор, пока анализировал, преимущественно, свои собственные сновидения, в основе которых редко лежат дневные фантазии, а главным образом – споры и конфликты мыслей. У других лиц часто гораздо легче показать полную аналогию ночного сновидения с дневным.

Единственное сновидение, которое не было тщательно записано мною, сообщает приблизительно следующее:

«Грезящий, молодой холостой господин, сидит в ресторане. Вдруг появляются несколько лиц, они пришли за ним, среди них один хочет его арестовать. Он говорит своим соседям по столику: „Я заплачу потом, я вернусь“. – Но те замечают с иронической улыбкой: „Старая песня, все так говорят“. Один из посетителей кричит ему вслед: „Еще один уходит!“ Его приводят в какое-то тесное помещение, где он видит женщину с ребенком на руках. Один из его спутников говорит: „Это господин Мюллер“. Комиссар или еще какой-то чин перебирает пачку бумаг и повторяет при этом: „Мюллер, Мюллер, Мюллер!“ Наконец он задает ему вопрос, на который тот отвечает утвердительно. Вслед за этим он оглядывается на женщину и замечает, что у нее появилась длинная борода».

Обе составные части разделить тут нетрудно. Поверхностный характер носит фантазия об аресте; она создана, по-видимому, заново деятельностью сновидения. За ней, однако, в качестве материала, претерпевшего небольшое изменение, обнаруживается фантазия о женщине; черты, общие им обоим, проступают, как в смешанной фотографии Гальтона, особенно ярко. Обещание холостяка вернуться в ресторан, недоверие его наученных опытом собутыльников и восклицание «еще один уходит» (женится) – все это чрезвычайно характерные и вполне понятные симптомы. В равной мере и утвердительный ответ, даваемый полицейскому чину. Перебирание пачки бумаг, при котором повторяется одно и то же имя, соответствует второстепенной, но тоже характерной черте свадебной церемонии – прочтению целой кипы поздравительных телеграмм, повторяющих одно и тоже имя. В конкретном появлении невесты в этом сновидении фантазия о женщине одержала победу даже над покрывающей ее фантазией об аресте. То, что у этой невесты в конце появляется борода, я мог разъяснить лишь при помощи одной справки (анализа я вообще не производил). Грезящий провел вечер накануне сновидения со своим другом, таким же противником брака, как и он сам. Проходя по улице, они встретили какую-то красивую брюнетку. Грезивший обратил на нее внимание своего друга. Но тот только ответил: «Да, если бы только у этих женщин не вырастали с годами бороды, как у их отцов!» Разумеется, и в этом сновидении нет недостатка в элементах, которые подверглись более сильному изменению со стороны искажающей деятельности сновидения. Так, например, фраза «я заплачу потом» намекает, очевидно, на возможный образ действий тестя в отношении приданого. По всей вероятности, различного рода соображения препятствуют грезящему всецело отдаться фантазии о женитьбе. Одно из этих соображений – опасение, что человек после женитьбы теряет свободу – воплотилось в сцене ареста.