После осмотра винта изменяемого шага (ВИШ) старший техник эскадрильи Козик доложил причину раскрутки. Виновным оказался техник самолета. Теперь весь свой гнев Корзинников перенес на него. Козик, человек по натуре спокойный и флегматичный, был предан своему делу и техсостав держал в руках. За это личный состав давал ему всевозможные клички и сочинял про него разные анекдоты, вроде придуманного механиком эскадрильи Комельковым: «Бог создал столовую и финчасть, а черт – Козика и матчасть».

На весь поток брани он спокойно ответил Корзинникову, что ничего в этом особенного нет – техника есть техника. Такие случаи на Ил-2 не редкость, машина старая, упорный фиксатор тросика штурвальчика ВИШ не сработал, и винт самопроизвольно перешел на самый малый шаг. Наше счастье, что Лазарев упал, не поломав самолет. После ремонта и регламентных работ инженер полка попросил меня срочно облетать эту машину. Погода явно не благоприятствовала облету.

Низкая облачность с дождем, видимость до двух километров. При такой погоде мы обычно летали на нормальных машинах, но здесь предстоял облет. Об этом я деликатно намекнул инженеру. Тот показал ладонью на горло, дескать, если ты сейчас не облетаешь, то больше просить некого. «Ладно, – думаю, – все равно, я бы и без этого полетел, но надо, чтобы инженер знал – при такой погоде облет старушки может оказаться и не столь уж простым делом».

Начинаю разбег и сразу вижу, как стрелка указателя скорости поползла в обратном направлении. Ну и черт с ней, продолжу разбег, посмотрю, что она будет показывать дальше. Вот самолет оторвался и перешел в набор высоты. Прибор высоты показывает ее с обратным знаком. Ну и стервецы технари – наверняка перепутали проводку шлангов, поменяв местами подсоединение. Вскочил в небольшое размытое облачко на высоте минус 150 метров. На лобовом бронестекле показался налет. Что это, морось или выбивает масло из-под сальника втулки винта? Присматриваюсь и вижу характерный налет масла. Ничего страшного. Я с этим много раз сталкивался, но в такую погоду при заходе на посадку придется немного попотеть. Без вспомогательных ориентиров не обойтись, так как полосу перед собой я не увижу. Других замечаний не было.

Как я и предполагал, после выполнения небольшой змейки сел нормально. Записав технику в журнал приема и сдачи самолета замечания, я бросил: «Прибористы не знают, куда какую трубку вставлять. Смотрите, как бы eщe моторист не спутал бензин с водой». Когда я рассказал старшему инженеру полка Дремоту об обнаруженных неполадках на самолете, он заметил: «Козик все же неправильно сделал: на старый, потрепанный самолет поставил молодого механика. Опыта в обслуживании у него еще нет. На эту машину надо перевести более опытного, кoго-нибудь из старичков, а этот и до беды может довести. У него все что-нибудь не так». И действительно, с другим механиком машина стала летать безотказно.

Близился День Воздушного флота. Наш полк на парад не планировался, и летчикам разрешили уходить в плановые отпуска. Собрался порыбачить в Кашире и я. Но задуманное не сбылось. Командир дивизии Виктор Павлович Филиппов вызвал меня в Подольск. В присутствии старшего инспектора дивизии по технике пилотирования Полякова спросил, смогу ли я на авиационном празднике в Тушине показать групповой пилотаж на Ил-10. «Я рассказал о тебе В. Сталину и что ты сумеешь это сделать. Мне надо доложить ему твое мнение. Нарисуй на листе бумаги весь комплекс фигур высшего пилотажа, которые ты будешь выполнять в составе трех самолетов. Также напиши фамилии летчиков, которые будут в составе группы». Через несколько дней я все подготовил и показал комдиву. В этот же день во второй половине дня он посмотрел мой одиночный пилотаж и остался им доволен. На следующий день он со всеми материалами отбыл к командующему в Москву. По возвращении сказал, что решение о тренировках пока не принято, но в Малино не отпустил до получения точного распоряжения. Оно должно было прийти, как только поступит команда от Главкома ВВС после ознакомления с программой И.В. Сталина.

В это время в моду стали входить реактивные самолеты. На них в прошлом году Савицкий отлично выполнил групповой пилотаж. На фоне реактивных наш на поршневых Ил-10 был бы менее эффектен. Сталин обратил на это внимание и больше заинтересовался групповым пилотажем в составе девятки МиГ-15 из Кубинки. Наш пилотаж был отклонен, чем, конечно, был огорчен Филиппов. Ведь в случае успешного его выполнения часть заслуг выпала бы и на его долю.

В Малино он меня уже не отпустил и предложил остаться в дивизии вторым инспектором по технике пилотирования. Хоть эта должность и не была командной, я дал согласие, так как хотел скорее уйти от Корзинникова и Казакова. Теперь моей основной обязанностью являлся контроль за состоянием летной подготовки в дивизии, профилактика летных происшествий и предпосылок к ним, пpaвильность методического обучения летчиков, соблюдение последовательности выполнения упражнений курса боевой подготовки, сроков проверок техники пилотирования. Кроме того, я мог выполнять работу инструктора.

Я был обязан проверять технику пилотирования у всех летчиков дивизии, кроме комдива и его заместителей. Таким образом, я в любое время мог проверить ее и у Корзинникова с Казаковым, дать им оценку, вплоть до отстранения от полетов. Мог даже закрыть полеты в полку, если усмотрел бы в их проведении какие-то грубые нарушения, которые могли привести к летному происшествию.

На эту должность обычно подбирались летчики с большим опытом летной работы, отлично владеющие техникой пилотирования, короче, летчики-асы. Поляков же не очень соответствовал своей должности. Занимал он ее еще со времени формирования дивизии. Командными навыками не обладал, зато имел высшее военное политическое образование. Видимо, это и сыграло решающую роль при назначении. Филиппова он не устраивал как раз по уровню летной подготовки применительно к служебному положению.

Летать он как следует не умел, полетов побаивался и вызывал у летчиков усмешки, когда те видели, как он чудачил на посадке или в полетах. В одном из них Поляков заблудился и плюхнулся на весеннее пахотное поле, где оторвал подошвы у трофейных немецких унтов, в которых обычно приходил с фасоном на полеты. При возвращении с вынужденной пришел к нам в полк в грязнущих унтах с закрученными проволокой подметками.

Чтобы не смешил людей, Корзинников приказал старшине полка выдать ему обычные, не первой свежести, кирзачи. В них он и появился перед Филипповым, рассказав без утайки обо всем, что с ним произошло. Наверное, после этого случая Батя и решил усилить засидевшегося инспектора вторым, должность которого только что ввели. Не всем требованиям, предъявляемым инспектору, отвечал и я. Но из всех кандидатур на эту должность Филиппов почему-то выбрал меня. Я хорошо понимал, какого инспектора он хотел бы иметь в дивизии. Поэтому, вступая в должность, поставил себе цель оправдать его надежды.

Когда я появился в полку, там уже все знали о моем назначении на новую должность. Летчики жали руки, поздравляли. Некоторые говорили, что давно ждали этого. Отношение ко мне Корзинникова и Казакова сразу изменилось. Как-то я зашел в помещение эскадрильи во время предварительной подготовки к полетам. Казаков сразу отрапортовал мне, а по окончании занятия спросил: «Какие будут замечания по предварительной подготовке?» В положении проверяющего я оказался впервые, но к этому был подготовлен и вел себя должным образом. Во время словесного обмена с Казаковым летчики не спускали с нас глаз. Им, конечно, было интересно наблюдать за нашим разговором. В класс я тогда зашел не покрасоваться в новой должности, а случайно. Мне надо было взять свою летную книжку, хранившуюся в эскадрилье. Я хотел сделать это потихоньку, но не получилось.