Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отзвуки победы. Победа под Бишбалыком нашла свое отражение в небольшой надписи в Хойто-Тамире{1235}. «В год обезьяны [###г{1236}
Зато совершенно иная нота звучит в строках другой надписи, посвященной Бишбалыкской операции, на том же самом памятнике{1237}. Содержание ее таково: «В год обезьяны, в девятый месяц пошли мы тайком в Бишбалык. Счастливый герой в тягости{1238}, войско его в засаде. Да будет там счастлив муж!»{1239}.
Настроение здесь противоположно тому, которым проникнута предыдущая надпись: Бишбалыкская операция — катастрофа. Этот текст писал несомненно басмал, который думал найти за стенами крепости отдых и пищу, а попал в засаду. Вероятно, это не вождь похода; последнюю фразу можно понять лишь как пожелание вождю счастья вывести войско, а в том числе и автора, из окружения. Но счастье, как мы знаем, отвернулось от басмалов, и автор надписи оказался, видимо, в плену, где он и высек на камне сочиненный им текст. Эта надпись представляет двойной интерес, являясь не только историческим документом, но и памятником культуры.
Насколько известно, это первое тюркское стихотворение с размером и даже рифмами. Размер силлабический: 4 слога, 5 слогов, 8 слогов{1240}; три строки составляют строфу, но так как при распевном чтении во второй строке происходит редукция гласной, то правильнее будет прочесть ее как восьмистопную строку с цезурой и внутренней рифмой или как две четырехстопные строки.
Этот размер сохранился в татарском фольклоре до нашего времени; например:
Атгим карга Тошти карга Карга тоште ак карга…{1241}.
Совпадение звучания полное.
Схема рифмовки: а, а, а, b, b, с. Последняя строка в надписи разбита цезурой на два полустишия. Это оправдывается композицией стихотворения. Первая строка — описание ситуации — тезис; вторая указывает на ее трагизм — антитезис; последняя строка — посылка, содержит заклинательный элемент — «да будет». Это указывает на магическое значение, придаваемое стиху: от него ждали спасения.
Жанр короткого стихотворения-заклинания с рифмами — для раннего средневековья известен только в арабской поэзии{1242}. Наш материал не позволяет решить вопрос: было ли тут заимствование у арабов, с которыми тюрки могли общаться в Средней Азии, или самостоятельное открытие, но так или иначе, в VIII в. музы гостили в войлочных шатрах древних тюрок.
Бильге-хан. Победа была одержана как над внешним врагом, так и над внутренним: страна была замирена. Однако это было достигнуто не столько карательными экспедициями, сколько изменением внутренней политики. Положение самих победоносных тюрок в 716 г. было не блестяще. Бильге-хан пишет: «Я отнюдь не сел на царство над народом богатым; я сел над народом жалким и низким, у которого не было внутри пищи, а снаружи одежды»{1243}. Очевидно, тюркские скотоводы, разбросанные по степи от Кенгу-Тармана до Кадырканской черни (Хинган), стали в значительной степени жертвой повстанцев. Даже в тех случаях, когда им удавалось спастись и добраться до орды, их рогатое имущество доставалось врагам.
Кюль-тегин при захвате власти истребил всех сподвижников и советников Капаган-хана, т. е. лиц наиболее одиозных для токуз-огузов, ибо именно эти люди вдохновили Капаган-хана на политику, вызвавшую восстание. Бильге-хан отмечает, что он изменил метод обращения с народом: «я не делал огнем и водой присоединившиеся к нам народы», т. е. старался с ними ладить; а «там, где верные эли и верные каганы, я творил добро. Живущие по четырем углам народы я принудил к миру и сделал их не враждебными, все они мне подчинились»{1244}.
Результаты сказались немедленно. Амнистия потушила восстание, что развязало Бильге-хану руки для внешней войны.
Так же удачно разрешил Бильге-хан внутритюркскую проблему. Многие из тюрок были неприятно поражены резней государственных советников во время переворота 716 г. и «начали колебаться»{1245}. Призвав на службу Тоньюкука, Бильге-хан лишил недовольных вождя. Но помимо этого он указывает, что «поднял к жизни гибнущий народ, снабдил платьем нагой народ, сделал богатым неимущий народ, сделал многочисленным малочисленный народ»{1246}. Добиться этого он мог, только проявляя щедрость при разделах добычи и принимая в орду добровольцев, т. е. переманивая удальцов-наездников к себе на службу. Этим он отнимал активный элемент у противника и усиливал себя и свою орду.