class="subtitle">твой мудрый посланник.

Абикама осыпали почестями, одарили подарками, Зефани получила целую горсть адамантов, и оба тронулись в путь, унося с собою дань царя египетского. До самой границы Ассирии их сопровождал отряд всадников с двумя первыми советниками фараона во главе.

Эти почести беспокоили Хикара, ему не нравилось, что столько глаз устремляются на клетки с птицами рух. Настоящий политик задушил бы их и закопал в землю под своим шатром, но Хикару претило убивать божьих тварей, которые сослужили ему добрую службу. И потому он окружил их бдительными стражниками, и ни во время дневных стоянок, ни ночью никто так и не сумел разгадать, с помощью какой невинной хитрости ассириец одержал победу над царем Египта.

Хикар отправил гонца к Синкарибу с письмом от имени Абикама, в котором в общих чертах доложил своему господину об успехе своего посольства, предупреждал о возвращении домой его бежавших подданных и сообщал о том, что везет девятьсот кантаров и дань.

Надан ознакомился с этим донесением и пришел в замешательство.

«Кто такой этот Абикам? — думал он. — Кто этот подопечный Зефани, который сделал так много за столь короткий срок? Синкариб в свои лучшие дни почитал бы себя на вершине блаженства, заключив союз с царем Египта, а ныне тот платит ему дань, хотя ему ничего не стоило покорить всю Ассирию!»

Надан не находил ответа на свои вопросы, но видел в неизвестном посланнике угрозу для самого себя и уже обдумывал, каким образом избавиться от соперника.

Синкариб благодарил небо за то, что оно сохранило жизнь старому визирю и тем самым помогло Ассирии выйти из затруднительного положения, в котором она оказалась по вине своего царя.

По всей стране разнеслась молва о чудесах, свершившихся в Массере.

— Человек, которого вы послали к фараону, чародей? — спрашивал царя Надан.

— Нет, — отвечал Синкариб, — не чародей, но человек чудесный.

И пока все говорили о случившемся, Зефани вернулась в свой дворец, а мнимый Абикам приказал передать царю, что отдохнет и явится к нему с докладом через два дня.

Синкариб как на крыльях полетел к своей тетушке, узнал об успехе ее замысла, в подробности которого он не был посвящен, поздравил себя со счастливым исходом и, как и предвидел мудрый Хикар, захотел непременно увидеть своими глазами птиц и мальчиков, чьи действия сбили спесь с фараона.

— Это невозможно, — сказала ему Зефани. — Хикар, взяв их для услужения тебе, обещал им свободу и слово свое сдержал безотлагательно. Пусть фараон пребывает в заблуждении, а для пущей надежности пусть и народы твои продолжают верить в чудо. Я очень рада, что, прежде чем муж мой появится при дворе, повидала тебя. Он может прибыть только под своим собственным именем и не должен терпеть там Надана ни как равного себе, ни как подчиненного. Этот заговорщик виноват во всех наших бедах, он очернил Хикара в твоих глазах. Пока была необходимость, ты держал его при себе, но теперь, когда небо вернуло тебе твоего старого визиря, следует убрать того, кто замыслил его погибель и чуть не погубил твое царство, да и тебя самого. Голова преступника должна пасть, но прошу тебя, пусть судьбу его решит Хикар. Недостойный Надан — племянник ему, так пусть его покарает благодетельная рука, которую он предал.

Синкариб согласился со всем, о чем просила Зефани, и отправился во дворец, где его ждал встревоженный Надан. Царь и сам испытывал волнение, но, завидев визиря, указал на него начальнику стражи Хикара, который нес службу во внутренних покоях дворца, и приказал:

— Связать преступника! Немедленно препроводить злодея во дворец его дяди Хикара и передать в руки Зефани. После этого ты и твои стражники поступите в ее распоряжение и, как прежде, будете служить ей верой и правдой.

Надана тут же схватили и заточили в той самой темнице, где скрывался от его преследования Хикар.

После этого Синкариб созвал диван и с радостью сообщил, что старый визирь Хикар жив и вновь вступает в свою должность. Царь рассказал о службе, которую тот сослужил в Египте, и заверил, что отныне Ассирия может быть спокойна.

Весь народ, ликуя, встретил Хикара. Люди торжественно проводили его к подножию трона, где хитрые придворные осыпали его поздравлениями и всевозможной лестью.

Визирь передал своему господину послание египетского царя. В ответ на его просьбу Синкариб немедля подписал договор о союзе Ассирии и Египта и с сопутствующим письмом отослал бумаги фараону. Хикар с тем же гонцом отправил в Массер следующее послание.

Всемогущему фараону,

владыке и повелителю плодородных земель

Египта.

Государь!

Хикар был возвращен к жизни под именем

Абикама, дабы насладиться познаниями

и достоинствами, украшающими твое царственное

чело. Он не представился тебе

под своим настоящим именем, несмотря

на доброту твою и проницательность, и надеется,

что ты любезно припишешь сдержанность его

исключительно обстоятельствам, вынуждавшим его

скрываться под чужим именем. Теперь, государь,

ты сможешь должным образом понять

подоплеку неблагоприятных отзывов Абикама

о Хикаре.

Вновь взяв в свои руки бразды правления, Хикар вернулся к себе во дворец, где ему доложили, что Надан томится в подземелье. Старый визирь решился поговорить с племянником. Хикар не мог и не должен был ни при каких условиях добиваться помилования Надана, но старик не желал смерти своему приемному сыну.

Он приказал открыть темницу, в которой тлела одна-единственная лампадка. Его коварный племянник лежал на куче соломы.

— Надан, — обратился к нему Хикар, — ты помнишь, кем ты был и что ты натворил? Ты понимаешь, кто ты теперь есть? Можешь ли ты обратить свой взгляд на себя самого?

— Не могу, не краснея от стыда, — ответил Надан.

— Тигр, обагривший себя кровью, проходил мимо источника. Увидев свое отражение, он ужаснулся. Творя зло, ты не испытывал никаких угрызений совести. Познай теперь их горечь!

— О да, — застонал Надан. — Я сожалею о том, что совершил.

— Нет, неправда. Если бы сожаления твои равнялись твоим преступлениям, они убили бы тебя.

— Прости меня, дядя, вспомни, что в наших жилах течет одна кровь.

— Ганг во время одного из своих разливов залил ложбину между двумя вершинами. Вода начала загнивать и смердеть, жители окрестных склонов проклинали ее. В недоумении гнилые воды вопрошали: «Как осмеливаются они проклинать воды благотворной реки, без которой очень скоро погибли